И действительно, по возвращении на Родину бывшие матросы Кузнецов, Сныткин, Леонов, Люсков, Атарщиков, Козодеров и многие другие получили дипломы штурманов двухсоттонников и механиков третьего разряда. Вюльцбургская комиссия была признана правомочной.
К капитану Дальку, секретарю подпольной партийной организации, подходит Мудров. Лицо у него необычно серьезное.
— Савва Георгиевич, — говорит повар, — я не знаю, можно ли, но, если можно, примите меня в партию. Мне кажется, сейчас самое время…
— Почему самое время?
— Если умирать — то коммунистом. Ведь другой-то веры у меня нет.
— Зачем же умирать? С этим торопиться не надо.
— Ну, все равно…
— Посоветуюсь с товарищами, Миша. Возможно, в кандидаты и примут.
— Возможно? Вы считаете, что я недостоин?
— Я этого не сказал, но решить один, принять тебя или нет, не могу. Есть порядок. Подожди немного. Думаю, что примут.
— Пожалуйста, Савва Георгиевич. Заявление писать?
— Никаких бумаг не надо.
На следующем совещании партийная тройка принимает Мудрова в кандидаты Коммунистической партии.
— Билет мы тебе вручить не можем, но считай, что ты его получил… Все остальное, когда вернемся на Родину. Будь достоин этого звания, Мудров. Оно ко многому обязывает, — торжественно произносит Дальк.
— Буду достоин.
Так приняли в Вюльцбурге в кандидаты партии Мудрова, Богданова, Свирина, Валовня, Леонова и Березкина.
А за стенами замка творятся дела, которые вызывают полную растерянность среди администрации ИЛАГ-13. Больше всего неприятностей у Маннергейма. Игорь Маракасов слышал, как комендант орал на него. Орал так громко, что крики разносились по всей комендатуре:
— Что же это такое?! Вы должны положить конец этим безобразиям! Вы отвечаете за то, чтобы у нас не было никаких происшествий! У вас есть для этого все. Если вы желаете оказаться на Восточном фронте, то я вам помогу.
Маннергейм вышел от коменданта красный, как школьник, получивший нагоняй от директора. Смеет кричать на него, офицера гестапо, который не спит ночами и обеспечивает порядок! Если бы не он, то еще бы не то было… Но, если честно говорить самому себе, дела из рук вон скверные.
…Два моряка с «Волголеса» — Ушков и Базанов — и один интернированный из еврейской группы работали на вокзале. Разгружали вагоны. Случайно они обнаружили ящик с оружием. С опасностью для жизни они спрятали три пистолета. Моряки знают, что такое оружие в лагере и как оно может пригодиться. Не раз они мечтали получить в руки хоть один револьвер. И тут такой случай… Но их постигло несчастье. Они попались. Кражу заметили… Этот смелый поступок стоил всем троим жизни. Немедленно по возвращении в Вюльцбург Маннергейм отправил их в гестапо. Они не вернулись.
…Владимира Ивановича Шилина, как хорошего плотника, посылают с группой моряков в город делать какие-то ящики. Одного взгляда на них достаточно, чтобы узнать, для чего они предназначены. Это ящики для оружия. Шилин демонстративно бросает инструмент и отказывается работать. То же делают остальные плотники. Группу немедленно возвращают в лагерь. Открытый саботаж!
— Почему вы отказались работать? — спрашивает Шилина гестаповец, когда моряки приходят в замок.
— Если вы заставили нас копать канавы, валить деревья, производить нейтральные работы, то это не значит, что мы будем что-нибудь делать на оборонных объектах, — с достоинством отвечает ему Владимир Иванович. — Это противоречит международному праву и нашим чувствам русских.
Что такое? Маннергейм ослышался? Он вне себя.
— Молчать! Мы вас заставим делать все. А пока в карцер! Вейфель! Гетц!
Моряков избивают и бросают в холодный, сырой подвал.
С тех пор как мы стали выходить за ворота замка, все чаще и чаще можно было услышать произносимое шепотом слово «побег». Как заманчиво оно звучало! Вырваться на волю, не видеть гитлеровских рож, не слышать их истошных криков, а самое главное, оказаться у своих, рассказать там про наш лагерь…
Сколько самых фантастических планов строилось во время прогулок по плацу! Но все понимали, что из нашей тюрьмы бежать почти невозможно. Значит, остается один путь — бежать с работы. Партийное бюро серьезно обдумывает этот вопрос. Прежде всего, есть ли смысл в таком побеге? Стоит ли рисковать людьми? Желающих бежать много, надо выбрать наиболее подходящих для этого моряков. Смысл есть.
В Советском Союзе не представляют, в каких условиях содержатся советские интернированные. Об этом надо рассказать. Только не лезть на рожон, произвести хорошую подготовку, выбрать соответствующую погоду и время года.
Первые два человека — электромеханик Самойлов и штурманский ученик Зайцев — получают от партийного бюро «добро». Они бегут с работы из города. Их ловят, посылают в штрафной лагерь, через два месяца измученных возвращают в Вюльцбург.
Не успели забыть о побеге этих двух парней, как из леса, с валки деревьев, бегут еще три моряка — Круликовский, Шанько и Шумилов. Их тоже ловят, тоже посылают в штрафной лагерь и через некоторое время возвращают в замок. Такая же судьба постигает механика Сысоева. И хотя шансов на успех очень мало, — Вюльцбург расположен в центре Германии, каждый моряк на счету, никто не знает языка, линия фронта лежит за тысячи километров от лагеря, — люди не оставляют мысли о побеге, стремятся выполнить задание. В Советском Союзе должны знать правду о судьбе моряков.
Неспокойно живется Маннергейму и коменданту. Усиливают охрану. Протягивают еще один ряд проволоки на железобетонных столбах. Ночью между проволочными рядами пускают свирепых собак. Устраивают дополнительную проверку интернированных.
В лагере появляется свой поэт. Это радист Жора Филиппов. Он пишет патриотические, полные веры в будущее и нашу победу стихи и песни. К ним подбирают музыку. Когда бывает очень горько и заедает тоска по дому, мы тихонько напеваем его песни, и становится легче… Кто из интернированных моряков не помнит этих песен: «Караван», «Давай закурим», «Катюша», «Пароход»! Услышишь какую-нибудь из них, и вспомнится все дорогое, что так безжалостно отняли у тебя гитлеровцы…
И крепко с причалом связал пароходКонец проржавевший стальной.Он снова встречает в плену Новый год.Запущенный, ржавый, больной.Когда же двенадцать ударов звучитИ сделан из кружки глоток,На судне заржавленный брашпиль стучитИ слышится хриплый гудок….
Любили мы и другую песню — «Давай закурим». Она начиналась словами:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});