— Я отправляюсь вслед за ними! — сказал я, выбегая из каюты.
Матросы с волнением прислушивались к громкому разговору, долетавшему из каюты адмирала, и тотчас же обступили меня.
— Куда ты отправишься? — сказал Хуан Роса, показывая на расстояние, отделяющее нас от берега. — Мы плывем уже в открытом море.
Так как я упал на палубу и рвал на себе одежду, эти люди участливо окружили меня, предлагая воду и сухари, в которых сами ощущали большой недостаток, и утешали меня как могли.
— Кто знает, — говорил Хуан Роса, — а может быть, Орниччо, желая догнать адмирала, с Эспаньолы отправился на Кубу? Иначе, откуда ему так хорошо известно положение в Изабелле и форте святого Фомы? И, может быть, он, обогнув Кубу, уже вернулся на Эспаньолу другим путем?
— Что с тобой, Роса, — остановил его Хозе Диас, — тебе захотелось плетей королевского палача? Ты сам подписал документ о том, что Куба — материк Катая, а сейчас говоришь, что ее можно обогнуть, как будто это остров.
— Тише! — сказал Роса. — Мы между своими, но я должен сознаться, что эти индейцы действительно сбили меня с толку.
ГЛАВА VIII
Ночной разговор
Утешения Росы не были так уж безосновательны, как мне это показалось вначале. Если Орниччо жил постоянно здесь, то почему же его спутников видели несущими лодку? Если они пользовались лодкой, стараясь догнать адмирала, то не проще ли им это было сделать, пересекая остров сушей? И действительно, живя на Кубе, как мог Орниччо знать не дошедшие еще и до нас новости о форте святого Фомы и Изабелле?
Обратный путь до Ямайки занял у нас месяц и двенадцать дней. Плавая на таком маленьком судне, как «Нинья», двум людям было очень трудно не сталкиваться, но я старался как можно меньше попадаться на глаза адмиралу. Он тоже как будто избегал меня. Возможно, он жалел уже, что стерпел все выслушанные от меня грубости, а может быть, раскаяние посетило его гордую душу и он сам на себя пенял за то, что не разузнал об Орниччо подробно.
Наше плавание сопровождалось сейчас большими трудностями, так как все время то одно, то другое судно давало течь, а это заставляло нас беспрестанно высаживаться на берег; частые встречи очень сблизили нас с населяющими здешние берега индейцами, которые охотно помогали нам в работе и доставляли плоды.
Другой пищи здесь достать нельзя было, и наша ежедневная порция состояла из куска заплесневелого хлеба и плодов.
7 июля, высадившись в удобной гавани, мы соорудили крест и отслужили мессу. Богослужение привлекло огромную толпу индейцев. В конце его к нам подошел почтенный седой индеец и стал расспрашивать нас о нашей вере, пытаясь нам объяснить и свои религиозные воззрения.
Через переводчика мы старались сообщить ему основы христианской религии и были поражены, как отчетливо этот дикарь представляет себе будущую жизнь и награду за добрые и злые дела.
— Моя вера предписывает мне заступаться за слабых, — сказал он и, обращаясь к адмиралу, добавил: — Никогда не обижай человека, который слабее тебя!
Господина очень растрогала речь старика, но я слушал ее со стиснутыми зубами. Если господин мой так хорошо понимает и чтит законы милосердия, то почему же там, на Изабелле, мы только и делали, что обижали слабых?
Оставив, наконец, в стороне Сады Королевы, мы пристали к Ямайке.
Слава о нашем хорошем обращении распространилась по всему побережью, и к нам толпами сходились дикари, предлагая пищу и услуги.
Бывший с нами переводчик так обстоятельно описывал индейцам жизнь в европейских странах, что на южном берегу к нам явился касик со своими женами и домочадцами, разодетыми в праздничные одежды, и просил взять их всех с собой на нашу богатую и славную родину.
В другое время адмирал не преминул бы воспользоваться таким случаем увеличить свою славу, но сейчас, несмотря на приношения дикарей, мы все время испытывали нужду в провизии и на наших судах было так тесно, что господин вынужден был отказать вождю, обещая ему исполнить его просьбу в другой раз.
23 августа мы пристали к неизвестному берегу, который адмирал принял за юго-западную оконечность Эспаньолы.
Уже не первый раз на моих глазах опытные лоцманы и капитаны вступают с адмиралом в спор относительно точного определения местоположения наших судов, но господин мой всегда оказывается прав. Так и сейчас, проведя ночь у берегов этой земли в неведении, где мы находимся, утром мы убедились в правоте адмирала.
24 августа к берегу с гор спустился касик, окруженный богатой свитой, и приветствовал нас, пересыпая свою речь кастильскими словами. Он подтвердил мнение адмирала и указал, что, следуя вдоль берегов острова, мы достигнем Изабеллы.
После этого мы продолжали свой путь с большим трудом и остановками из-за ежечасно открывавшейся течи.
Через несколько дней внезапно поднявшейся бурей «Нинью» прибило к соседнему небольшому скалистому острову, а остальные суда угнало в открытое море. Зная, в каком они плохом состоянии, мы уже потеряли надежду на их возвращение, но спустя несколько дней они присоединились к нам, и мы продолжали свой путь.
Выполняя обязанности матроса, я, как уже говорил раньше, старался поменьше сталкиваться с адмиралом. Но так как господин взял меня с собой и для личных услуг, а в последнее время разыгравшаяся подагра совершенно лишила его возможности владеть правой рукой, мне дважды на день приходилось помогать ему одеваться и раздеваться, а также делать записи в корабельном журнале.
Раньше, видя господина в добром расположении духа, я пользовался всяким удобным моментом, чтобы вступить с ним в беседу. Теперь же, покончив со своими обязанностями, я немедленно покидал каюту.
Однажды вечером я помог адмиралу раздеться, положил повязку на его больную руку и, убрав немного каюту, спросил, сможет ли он на сегодня обойтись без моих услуг.
— Я вообще думаю в дальнейшем обходиться без твоих услуг! — резко сказал адмирал. — Личный слуга должен заботиться о хорошем настроении своего господина, твое же пасмурное лицо постоянно наводит меня на дурные мысли. Хуан Роса, может быть, менее понятлив, чем ты, но мне приятнее будет знать, что он дорожит оказанной ему честью, а ты так избаловался, что все оказываемые тебе знаки внимания принимаешь как должное.
— Значит, я могу уже не приходить к вам по утрам? — спросил я, низко кланяясь ему.
Он вдруг притянул меня к себе здоровой рукой и заглянул мне в глаза.
— Франческо, — сказал он, — почему ты избегаешь своего господина?
Нужно было почувствовать себя очень одиноким для того, чтобы искать расположения такого ничтожного матроса, как я.