— Все в порядке, — мягко произнесла я. — Я уже говорила, мы все справляемся, как можем.
— Я не могла без альфы, — выдохнула она. — Мое тело… привыкло к тому, что с ним делали, и мне этого не хватало. Даже когда у меня не было течки, я постоянно ловила себя на мысли, что хочу секса. А когда удавалось с кем-то перепихнуться, после я себя ненавидела и хотела наказать.
— И тогда ты начала резать себя? — осторожно предположила я.
— Нет, раньше, — мотнула головой она. — Еще когда жила с матерью. Но тогда это продолжилось. Было похоже на замкнутый круг — сжигающее меня желание, секс, чувство отвращения к себе и наказание за то, что я сделала. Я думала, что так и сдохну где-нибудь под мостом, а потом узнала про это место. Что, мол, тут принимают таких, как я, бродяжек с улицы. И решила попробовать.
— Ты правильно сделала, — ободряюще кивнула я. — Это хорошее место. Если… выбирать из всех аналогичных вариантов.
— Хорошее, как же, — фыркнула она, склонив голову. — Я ведь просто хотела местную кассу обчистить сначала, ты знаешь? Собрать побольше деньжат и свалить на все четыре стороны.
И хотя это признание мне не слишком понравилось, я не собиралась позволить ей увести разговор в другое русло.
— Почему передумала? — уточнила я.
— Из-за тебя, — честно ответила она, впервые посмотрев мне прямо в глаза. И я вдруг совсем не к месту подумала о том, какая она красивая. Какой могла бы быть красивой, если бы это лицо лучилось удовольствием и счастьем, а не болезненной ненавистью к себе и окружающим.
— Из-за меня?
— Из-за тебя и твоего альфы. Я раньше только в матушкиных книжках читала про истинную связь, но думала, что это все бред собачий. И меня как переклинило, знаешь. Вот почему одним любовь всей жизни на блюде, а другим престарелый святоша-педофил и долбанутая на голову мамаша?
В ее взгляде я увидела зависть — и обиду. И огромную горькую печаль, от которой мне самой комок подкатил к горлу.
— Моя любовь всей жизни дорого мне стоила, — проговорила я, продолжая гладить ее руку. — Ты ведь не знаешь нашу историю, правда?
— Сузи рассказывала, что вы в прошлом году нарвались на неприятности, но… без особых подробностей, — признала Нора, как будто немного смутившись.
— Неприятности это… мягко сказано, — признала я, вздохнув. — Я до сих пор удивляюсь, как мы все это пережили.
— А что тогда случилось? — спросила омега, видимо радуясь возможности перестать ковырять собственные старые раны.
Я рассказала. И про Церковь, и про перестрелку в казино Красной Лилии, и про то, как нас посадили в клетки, и про арену бешеных и болезнь Йона, и про то, как Стоуны нас подставили, а я попала в квартиру маньяка, который пытался выгрызть кусок моей шеи. Выстроенные в таком хронологическом порядке, эти события казались каким-то фантасмагорическим бредом воспаленного разума, и мне самой стало не по себе от мысли, что все это действительно с нами произошло.
— С появлением этой метки я постоянно хожу по лезвию ножа, — резюмировала я после всего. — То, что мы с Йоном оба все еще живы и на свободе, это либо судьба, либо величайшая случайность. И каждый раз, когда мне кажется, что я склонилась либо к одной, либо к другой версии, происходит что-то, что снова заставляет меня сомневаться.
К этому моменту Нора смотрела на меня широко вытаращенными глазами, кажется забыв о своем образе угрюмой циничной девчонки, которую не под силу никому впечатлить.
— Вот это полный трэш, — наконец проговорила она. — Я думала, что это мне не повезло, но, Зверь тебя дери, ты однозначно забираешь себе звание неудачницы года, Хана.
— Круто, — кисло улыбнулась я, подняв вверх большой палец.
— Как ты… как ты вообще не спятила до сих пор? — непонимающе затрясла головой она. — Где берешь силы, чтобы… просто продолжать существовать в этом долбанутом мире?
— Я… даже не знаю, — призналась я, впервые об этом задумавшись с такой стороны. — В нем, в себе, в надежде на то, что это не просто так, наверное. Мне кажется, быть сильной значит ломать себя и заставлять не опускать голову тогда, когда больше всего хочется расклеиться и разрыдаться. Это всегда выбор, даже если ты выбираешь просто доползти до кого-то и на последнем издыхании попросить о помощи. И потом позволить помочь себе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты позволяла? — с подозрением уточнила омега.
— Конечно, — с чувством подтвердила я. — Я беру, когда нужно мне, и отдаю, когда нужно другим. Сейчас я могу отдать немного тебе, а потом однажды ты отдашь мне. Мне кажется, как-то так оно и должно работать, если речь идет о наших друзьях и близких, разве не так?
Нора не ответила, снова устремив взгляд куда-то в пол, а потом я неожиданно осознала, что омега плачет — ее плечи почти не дрожали, но ее запах изменился, стал густым и влажным, как аромат цветов во время дождя. Поколебавшись несколько секунд, я все же встала и, подойдя ближе, обняла ее за плечи, прижав к себе. Девушка намертво вцепилась в мою футболку, глухо всхлипывая, а я все говорила о том, что она не виновата, что мы обязательно ей поможем и что все будет хорошо. В тот момент, гладя ее по волосам, я с тоской думала о том, как много в Доме таких же, как она — сбитых с толку, раненых, измученных, потерявшихся и бьющихся в силках собственного прошлого. Мне хотелось помочь им всем, но что я могла? Я по-прежнему не могла спасти даже саму себя и мужчину, которого любила больше жизни. От осознания собственной беспомощности у меня опускались руки, но Норе я этого показать не могла, потому что ей сейчас был нужен кто-то сильный и уверенный, кто-то, в кого она могла бы поверить больше, чем в себя. Я не могла в полной мере стать этим кем-то, но могла хотя бы им притвориться. И пока этого было достаточно.
Кухонная дверь скрипнула, открываясь, и на пороге возникла одна из местных девочек. По ее сосредоточенному взгляду, я сразу поняла, что она кого-то ищет — такой взгляд всегда бывал у тех омег, кого Ория отправляла со своими поручениями.
— Хана, к тебе пришли, — проговорила она, подтвердив мою догадку.
— Кто? — искренне удивилась я.
— Не знаю, он не назвал имя. Сказал, что от твоего близкого друга.
Медвежонок! Почти наверняка это от него! Не в силах сдерживать радостное волнение от этой мысли, я тем не менее сперва уточнила у Норы, могу ли отойти или лучше еще немного побыть с ней. Омега, которая явно уже стыдилась своего внезапного эмоционального выброса, только махнула рукой, мол, иди куда хочешь, и я решила, что для одного раза личных откровений было достаточно.
Спустившись на улицу, я не сразу, но увидела стоявшего чуть поодаль незнакомого паренька в серой футболке, который махал рукой, подзывая меня к себе. Скорее всего, Медвежонок поймал первого попавшегося прохожего, чтобы тот попросил меня выйти — не было ничего удивительного в том, что с его нынешним статусом он не мог сам внезапно появиться на пороге трущобного борделя. Уже практически подойдя к нему, я подумала о том, что, наверное, следовало позвать и Йона, раз такое дело, но потом события начали развиваться так быстро, что все мысли напрочь вылетели у меня из головы.
Рядом со мной притормозил большой черный автомобиль, ни марку, ни тем более номер которого я рассмотреть не успела, потому что в следующую секунду дверца его заднего сидения распахнулась, и парнишка в сером буквально втолкнул меня внутрь, где меня тут же перехватили чьи-то чужие руки. В горло вязкой прогорклой массой забился агрессивный альфий запах, отдающий кубинскими сигарами и крепким алкоголем, и я судорожно отпрянула назад, пытаясь вырваться из крепкой хватки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты! — с мгновенно вскипевшей яростью воскликнула я.
— Я, — с довольной улыбкой согласился Джером Стоун, продолжая удерживать меня у себя на коленях. Машина меж тем беззвучно тронулась с места, и сквозь затонированные окна я едва могла следить за тем, что происходило снаружи и куда мы направлялись.
— Пусти меня! — Я продолжила пинаться, но он только самодовольно посмеивался, явно получая от происходящего удовольствие, пока я, извернувшись особенно удачно, не засадила ему локтем по солнечному сплетению. Тогда альфа охнул и разжал руки, а я вжалась в противоположную от него дверцу машины, понимая, что та заперта и мне никак не выбраться.