Верхушка грот-мачты «Гельголанда», срезанная снарядом восьмого калибра, с грохотом обрушилась на палубу. Сандокан вздрогнул, сцепившись в поручни.
– Тигрята! – закричал он. – Огонь! Огонь!..
Страшный вопль был ему ответом:
– Да здравствует Тигр Малайзии! Да здравствует Момпрачем!
От огня орудийных выстрелов осветился капитанский мостик. Минута – и вся маленькая бухта как будто вспыхнула со всех сторон. Четыре вражеских корабля извергали молнии, дым и снаряды, «Гельголанд» отвечал им тем же под градом железа и свинца. Он посылал снаряды с правого борта, гремел с левого борта, не теряя ни одного заряда. Отвечал бомбами на бомбы, картечью на картечь, снося их мачты, уничтожая снасти, разбивая пушки. Он вел огонь по четырем кораблям сразу. Казалось, что он неуязвим, казалось, его защищают титаны.
Уже более получаса длилось сражение, все более страшное, все более ожесточенное. Разбитый огнем десятков орудий, прошитый картечью, развороченный бурей бомб, которые падали все гуще и гуще, «Гельголанд» был уже не более чем дымящийся и горящий во многих местах остов корабля. Ни мачт, ни снастей, ни фальшборта, ни целых надстроек. Это была уже губка, через бесчисленные дыры которой с ревом врывалась вода. Он еще держался, он все еще отвечал орудийными и ружейными выстрелами своим врагам, но был уже не способен сражаться дальше. Уже десятки пиратов лежали бездыханными на батарее, уже замолкли две пушки, разбитые вражеским огнем, уже понемногу погружалась корма, полная воды. Еще десять-пятнадцать минут – и все будет кончено.
Янес, который храбро исполнял свой долг, не покидая ни на минуту батарею, первым оценил всю тяжесть положения. С риском получить пулю в голову он кинулся на мостик, посреди которого стоял Тигр Малайзии.
– Дружище! – закричал он.
– Огонь, Янес!.. Огонь!.. – загремел Сандокан. – Они идут на абордаж.
– Мы не можем больше держаться, брат! Корабль идет ко дну!
Страшный треск заглушил его голос. Фок-мачта рухнула, проломив часть палубы и матросский кубрик. Тигр Малайзии издал вопль ярости.
– Гром и молния! Ко мне, тигрята, ко мне!..
Он бросился на батарею, на которой уже не оставалось ни одной целой пушки, но тут Каммамури преградил ему путь.
– Капитан, – крикнул он, – вода заливает каюту Девы!
– Где Самбильонг? – спросил Тигр.
– В каюте.
– Ада жива?
– Да, капитан.
– Выведи ее на палубу, и будьте готовы броситься в воду, Тигрята, все на палубу! Враг идет на абордаж!
Оставшиеся в живых пираты расхватали сабли, топоры и устремились на палубу, заваленную телами убитых. Вражеские корабли, ведя за собой несколько шлюпок, медленно приближались, чтобы взять «Гельголанд» на абордаж.
– Сандокан! – закричал Янес, видя, что друг исчез. – Сандокан!
Ему ответили победные крики вражеских экипажей и карабины пиратов.
– Сандокан! – повторил он. – Сандокан!
– Я здесь, дружище, – ответил голос.
Тигр Малайзии вновь появился на палубе с саблей в правой руке и зажженным факелом в левой. Следом за ним шли Самбильонг и Каммамури, неся Деву пагоды.
– Тигры Момпрачема! – загремел Сандокан. – Еще раз – огонь!
– Да здравствует Момпрачем! – завопили пираты, разряжая карабины в сторону вражеских кораблей.
«Гельголанд» качался, как пьяный, и уже готов был разломиться пополам под непрекращающимися вражескими залпами. Через его пробитые борта, шумя, врывалась в трюмы вода, быстро увлекая его на дно. На носу, на корме, из всех люков и пушечных портов валили густые клубы дыма. Но голос Тигра Малайзии, гремевший, как труба, перекрывал грохот пушек.
– Спасайся, кто может!.. Самбильонг, прыгай в воду с Девой!
Самбильонг и Каммамури прыгнули в воду вместе с девушкой, потерявшей сознание еще в каюте. Следом за ними бросились все, покидая горящее и тонущее судно. На палубе оставался только один человек. Это был Тигр Малайзии. В правой руке он все еще сжимал саблю, в левой – факел, освещавший пламенем его лицо. Страшная улыбка играла на его губах, молнии сверкали во взгляде.
– Да здравствует Момпрачем! – послышался его крик.
Громовое «ура!» раздалось в воздухе. Тридцать… сорок… уже сто человек с подошедших вражеских судов бросились с оружием в руках на палубу тонущего «Гельголанда». Тигр Малайзии ждал их. Стоило лишь врагам показаться на палубе, как он с размаху швырнул горящий факел в пороховой погреб и в невероятном броске перелетел через фальшборт. В тот же миг на тонущем судне раздался страшный взрыв. Гигантское пламя взметнулось к темному небу, осветив, словно вулкан в ночи, и реку, и вражеские корабли, и леса, и горы, расшвыривая во все стороны мириады горящих обломков.
Отважный «Гельголанд», геройски сражавшийся, погиб, как герой.
Часть II
Раджа Cаравака
Глава I
Китайская харчевня
– Эй! Красавец!
– Да, милорд.
– К дьяволу милорда.
– Сэр!..
– В преисподнюю сэра.
– Ваша светлость!..
– Чтоб тебя судорога схватила!
– Мсье!.. Сеньор!..
– Вот прицепился! Скажи лучше, что это за обед?
– Китайский, сеньор, китайский, как вся наша харчевня.
– И ты хочешь заставить меня есть по-китайски! Что это за твари, которые ползают по тарелке?
– Пьяные раки Саравака.
– Живые?
– Выловлены полчаса назад, милорд.
– И ты хочешь, чтобы я ел живых раков? Чума тебе в глотку!
– Китайская кухня, мсье.
– А это жаркое?
– Молодая собака, сеньор.
– Что-что?
– Молодая собака.
– Гром и молния! И ты хочешь, чтобы я ел собаку? А что это за мясо в подливке?
– Это кот, сеньор.
– Тысяча чертей! Кот?
– Королевское блюдо, сэр.
– А эта поджарка?
– Мыши, жаренные в масле.
– Отравитель! Ты хочешь, чтоб я сдох у тебя в харчевне?
– Китайская кухня, сеньор.
– Адская кухня, ты хочешь сказать. Разрази меня гром! Пьяные раки, поджарка из мышей, жареная собака и тушеный кот на обед! Если бы здесь был мой брат, он бы лопнул от смеха. Ну что ж, не нужно быть привередами. Если китайцы это едят, то проглотит и белый.
Тот, кто говорил все это, устроился поудобнее на бамбуковом стуле, достал из-за пояса блестящий крис с золотой рукояткой, украшенной алмазами, и принялся разрезать на кусочки аппетитно пахнущую жареную собаку.
Глотая кусок за куском, он между тем принялся осматривать помещение, в котором сидел за столом. Это была комната с низким потолком и стенами, расписанными драконами, какими-то странными цветами и животными, изрыгающими огонь.
Все вокруг было занято стульями и циновками, на которых храпели китайцы с желтыми лицами, накурившиеся опиума, и столами, за которыми сидели уродливые малайцы с оливковой кожей и черными зубами, и полуголые даяки, с медными кольцами на руках и ногах, вооруженные парангами, ужасными ножами в полметра длиной, которыми, вероятно, отрезали немало голов в дремучих южных лесах. Одни жевали бетель, сплевывая на пол, другие опустошали огромные кувшины пальмового вина или рисовой водки, третьи курили длинные трубки с опиумом.