Дети Фредди и Изабель были источником постоянного беспокойства Энн.
Чарльзу было семнадцать лет, когда умер его отец. Произошло это неожиданно. На какое-то время состояние здоровья Фредди улучшилось: периоды просветления стали более продолжительными, и воображаемые потоки воды захлестывали его не так часто. Его охрану немного ослабили, и летом 1890 года ему даже позволяли иногда гулять по парку, но всегда в сопровождении двух сторожей. Детям не разрешалось разговаривать с ним или подходить близко, но они все равно побоялись бы это сделать. Они только издали наблюдали, как толстая невысокая фигура их отца послушно бредет между двумя сильными охранниками.
Как-то, уже в конце школьных каникул, Фредди попросился зайти в конюшню. Грум в это время выводил оседланного гунтера для ежедневной прогулки Чарльза. Внезапно Фредди с радостным криком сорвался с места и бросился к лошади. С поразительной ловкостью он вскочил в седло и помчался прочь.
Чарльз, грумы и охранники в смятении бросились к стойлам седлать лошадей, чтобы организовать погоню. Но Фредди взял хороший старт, поэтому сначала Чарльз и его спутники старались хотя бы не потерять его из виду. Он мчался напрямик к имению Десборо, перелетая через заборы и другие препятствия на своем пути. Постепенно преследователи стали нагонять его. Лошадь под Фредди теряла силы: он всегда был грузным мужчиной, а за годы заточения располнел еще больше.
Теперь они были уже на земле Десборо, и Фредди скрылся из виду за холмом. Когда преследователи обогнули заросли и спустились к озеру, они напрасно оглядывали окрестности в поисках беглеца. Местность была пуста — вокруг никого не было.
Именно Чарльз первым нашел гунтера, без седока, стоящего у самой воды. Полный дурных предчувствий, он направил туда свою лошадь, приготовившись увидеть самое худшее. Фредди лежал лицом вниз на мелководье у кромки озера. Его сразу же вытащили, но он был уже мертв.
Чарльз стоял и смотрел на тело человека, который был его отцом — человека, которого он плохо знал и почти не помнил. Ощущая на себе сочувственные взгляды своих спутников, он отвернулся и стал осматривать гунтера, чтобы убедиться, что лошадь ничего не повредила во время долгой скачки из Хайклира.
Он не хотел, чтобы грумы и охранники увидели его эмоции, а главное, чтобы они поняли, что он на самом деле чувствует. Он не горевал по отцу, который был фактически чужим человеком. Нет, это было не горе, а страх. Страх, что в его жилах тоже течет дурная кровь. Страх, что он тоже может лишиться рассудка. Страх, что он может передать свой порок детям. Ведь Чарльз, как многие его предки, тоже боялся воды.
В этом коренилась причина его неприязни к Эдварду. Это была скорее зависть, чем неприязнь. Чарльз хорошо запомнил ссору между родителями в день пожара, когда Фредди назвал Эдварда ублюдком. Конечно, Чарльз не знал фактов, но бурная сцена, свидетелем которой он стал, говорила о том, что эти обвинения были правдой. Каждый раз, когда он смотрел на жизнерадостное, улыбающееся лицо маленького Эдварда, в нем просыпалась черная зависть.
— С тобой все в порядке, — хотелось закричать Чарльзу. — Тебе легко быть счастливым, быть всеобщим любимцем. Твой отец не сошел с ума. — Это было, конечно, несправедливо, ведь Эдвард считал Фредди своим отцом. Просто Эдвард лучше справлялся с этой ситуацией, и его удивляли (но не расстраивали) придирки Чарльза и отсутствие любви со стороны брата.
Хотя Чарльз никогда не говорил на эту тему с Джулией, он чувствовал, что сестра разделяет его страхи. Когда она обратилась к Мэтью за помощью, он решил, что она, так же как и он, воспринимает Мэтью как живое доказательство того, что в жилах не всех Харкорт-Брайтов течет дурная кровь.
Однако, отношения Джулии с Мэтью были гораздо более сложными. С возрастом она превратилась в холодную, сдержанную молодую особу, очень осторожную во всем, что касалось ее чувств. Она никогда не забывала нанесенные ей обиды. Джулия подшила, что еще до несчастного случая мать была равнодушна к ней. Когда умер ее отец, Джулии было пятнадцать лет, и она стала объективно оценивать всех своих родственников мужчин, чтобы определить, есть ли среди них человек, на которого она могла бы положиться. Она поочередно оценила деда, трех своих дядей и двух братьев.
Первого она отклонила, как слишком старого и ворчливого; дядя Хью был равнодушным, занятым своими делами человеком; дядя Николас был очень мил, но слаб. Чарльза она сразу исключила, потому что он сам был озабочен такими же проблемами, а Эдвард был слишком молод. Оставался Мэтью. Мэтью с его привлекательной внешностью, решительной походкой, уверенным голосом и непререкаемым авторитетом.
Сначала он показался ей холодным и немного пугающим, но по мере того, как шли годы, и он постоянно посещал Харкорт-Холл, чтобы вести дела имения до достижения Чарльзом совершеннолетия, уважение Джулии к нему все возрастало. Манеры Мэтью, может быть, внушали страх, но он был надежен в принятии решений, разрешении сложных проблем и всегда говорил то, что думал.
В 1893 году Джулии исполнилось восемнадцать лет, и она готовилась к своему первому светскому сезону.
Восемнадцать — опасный возраст, когда девушка озабочена поисками того, кто мог бы заменить ей отца.
Энн предложила Мэтью, чтобы Джулия приехала к ним на Парк-Лейн, и чтобы Брайты ввели ее в общество. Учитывая все обстоятельства, это было весьма разумное решение, и не имея собственной дочери, Энн надеялась получить от этого события не меньше удовольствия, чем Джулия. Мэтью на удивление быстро согласился с ней. Ему нравилась племянница: она была воспитанная и утонченная и, обладая красотой Изабель и Энн, могла бы стать украшением сезона и гордостью его дома. Все это выглядело так, как если бы он посмотрел в лупу на алмаз и нашел его безупречным.
К несчастью, Джулия обладала и холодной твердостью этого камня. Когда партнер Джулии после первого танца проводил ее к Энн, та сразу заметила надменное выражение на лице девушки и облегчение, с которым молодой человек поспешил к другим, более приятным дамам.
— У тебя такой вид, будто тебе неприятно танцевать. Тебе не понравился Альфред?
— Я нахожу его ужасно несерьезным, — резко ответила Джулия.
— Он происходит из очень древнего графского рода и наследник большого состояния. Со временем он станет серьезнее. Я думаю, он один из самых очаровательных молодых людей Англии.
— Вот и танцуй с ним сама, — обиженно бросила Джулия.
Энн промолчала. В последние несколько недель она постоянно прощала глупые детские выходки Джулии, но даже ее бесконечное терпение начинало иссякать.