не будешь останавливаться на отдых? — спросила Маро.
— Нет, — ответил он, — так как отсюда до Вана три дня пути.
— Стало быть, я не успею повидаться с матерью? — спросил я, Аслан подошел ко мне совсем близко и еле слышным голосом сказал:
— Кто хочет следовать за нами, должен оставить и мать, и отца, и сестер и братьев своих… Понял?..
Затем Аслан сказал, что хотя он и согласился взять меня с собой, однако он выедет отдельно, без меня и мы встретимся с ним в пути, на первой остановке, до которой отсюда не так далеко. Он велел мне тотчас же пойти, сесть на коня и выехать. После этого он нежно обнял Маро и меня и расстался с нами. Мы с Маро поспешили к палатке.
— Что ж, поезжай Фархат, хорошо ты делаешь, что уезжаешь. Увидишь город Ван. Но, смотри не забывай Соню…
Последние слова показались мне странными и я спросил, почему она говорит это.
— Соня любит тебя, Фархат, а ты ведь дал ей слово… мужчина должен быть верен данному слову…
— А ты откуда знаешь, что я дал ей слово? — спросил я.
— Я все знаю… Я знаю как вы проводили те дни, когда ты был учеником у ее отца… Я все знаю…
Ее слова очень смутили меня.
— Кто тебе рассказал все это? — опять спросил я.
— Сама Соня. Она все это рассказывала с такой горечью, что я не могла удержаться от слез, — ответила Маро.
Я молчал.
— А ты знаешь как несчастна Соня? — продолжала она. — Ты теперь ее единственное утешение. Если ты ее обманешь, она не выживет…
Каждое слово Маро поражало меня, как гром. Я не знал, что мне отвечать. Все, что говорила она, было правдой. Соне я дал слово…
— Соне ты дал слово, — как бы угадывая мои мысли, повторила Маро. — Нехорошо, когда мужчина нарушает данное им слово…
— А если нарушает девушка? Тогда?
— Тоже нехорошо, — ответила она.
Последние слова она произнесла глухим, дрожащим голосом.
— Ведь и ты дала мне слово, — сказал я.
— Правда, дала, но я не хочу питаться крошками с чужого стола, остатками любви…
Я, хотя и понял смысл ее слов, однако спросил:
— Что это значит?
Она ответила не сразу, но я заметил, что ее глаза горят гневом. С глубоким возмущением она мне сказала:
— Я знала, что у тебя нет совести, но теперь вижу что нет у тебя и ума. Я не могу любить человека, который может обманывать…
— Значит, между нами все кончено? — спросил я.
— С той самой минуты, когда у «Молочного ключа» Соня сидела рядом с тобой и рассказывала тебе о своем несчастии…
Как ни гадки и оскорбительны были для меня слова Маро, однако в них была правда. Я чувствовал свою вину. И я не мог ни сердиться, ни просить прощения.
После некоторого молчания она спросила:
— Если хочешь, чтоб мы остались друзьями — то ты должен любить Соню.
— Я хочу чтоб мы остались друг для друга тем, чем были.
— Это кончилось. Ты ответь мне на мой вопрос. Будешь любить Соню или нет?
— Я уже сказал.
Она остановилась на пути. Она вся дрожала. Побледневшее лицо ее выражало дикую ярость.
— Здесь мы расстанемся. Ты не посмеешь переступить порог палатки охотника. Подожди тут. Я пойду, вышлю твоего коня и оружие и тогда поезжай, куда хочешь.
— Ты меня изгоняешь?
— Как хочешь, так и понимай.
— Безжалостная.
Она отвернулась, чтоб я не видел ее лица. Затем быстрыми шагами начала идти к лагерю богомольцев. Но как ни был взволнован, я все же заметил, как из ее глаз лились слезы, словно брызги огня.
До сего дня не могу я забыть и никогда не забуду ее скорбного лица, горевшего справедливым и мстительным гневом.
Несколько минут я стоял, как вкопанный. В глазах потемнело, ноги стали дрожать и я свалился на землю…
Когда я очнулся, было уже совершенно темно. Но как велика была моя радость, когда я увидел около себя Маро! Моя голова лежала на ее коленях. Она поцеловала меня в лоб и сказала:
— Прости меня, Фархат я разбила твое сердце.
При этих словах она начала горько рыдать.
— Рана твоя не опасна, Фархат, — сказала она. — Я ее обмыла и перевязала. Кровь уже остановилась. Теперь тебе ведь лучше?
И правда, я весь был в крови, Я понял, что, падая, ударился о камень и разбил себе голову… Видимо, Маро увидев это, вернулась, чтоб помочь мне.
— Я виновата, — говорила она, — Я буду любить тебя, вечно буду любить тебя, Фархат… Не кляни меня, ради бога.
Если б я был даже мертв, то и тогда б эти слова оживили меня.
Однако потеря крови истощила мои силы и словно сквозь сон я слышал ее слова и чувствовал прикосновение ее губ к моему лицу…
Вдруг я почувствовал, как чьи-то богатырские могучие руки подняли меня с земли. Кто-то взвалил меня на свою спину и понес, как перышко.
Я слышал голос Мхэ, который говорил:
— Черт побери, от пустяка свалился наземь и барахтается… И не стыдно! Можно ли терять сознание от вида крови?..
Я проснулся уже поздно ночью. Палатка старого охотника освещалась тусклым светом фонаря. Маро сидела у моего изголовья. Все остальные спали на дворе, перед палаткой.
Маро спросила о моем самочувствии. Я ответил, что чувствую себя хорошо, но очень жалею, что отстал от Аслана.
— Мхэ тут, — ответила она. — Когда ты поправишься он повезет тебя в Ван. Аслан останется в Ване несколько дней. — Ты его застанешь там.
— Я выеду рано утром, — сказал я. — Аслан обещал подождать меня у первой остановки. Я догоню его.
Но утром я чувствовал себя не совсем хорошо. От потери крови я очень ослабел. И только спустя несколько дней я мог сесть на коня и пуститься в путь. Маро предложила мне взять с собой Мхэ.
— Для чего приехал Мхэ? — спросил я.
— Он приехал за нами, — ответила она.
— Кто его прислал?
— Отец.
— В таком случае как же я могу его отнять у вас?..
— Мы и без него доедем.
— Что же, значит, только я, как слепая курица не могу пуститься в путь?
— Можешь, — ответила Маро, — но потеряешь дорогу. Кроме того, Мхэ привез письмо от отца к Аслану. Он должен поскорее его доставить.
Уже до восхода солнца мы с Мхэ пустились в путь. Мхэ не имел обыкновения ехать верхом.
— Грех ехать верхом, — говорил он. — Для чего тогда бог дал мне ноги?
Он шел впереди с огромной своей дубиной,