Читать интересную книгу Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен? - Дэвид Хьюсон

Вдвоем они встали у стены в коридоре.

— Как я понимаю, вас ждет новое место работы в Швеции, — сказал Брикс. — Советую вам закончить расследование без новых неприятностей, Лунд. А потом… — Он ткнул пальцем в сторону выхода. — Уезжайте. До тех пор докладывайте мне лично. И никому другому.

Когда она вернулась в кабинет, Майер уныло сидел за своим столом.

— Вот бы не подумал, что такое возможно, Лунд, — проговорил он. — Но кажется, старый шеф мне нравился больше нового.

Тайс Бирк-Ларсен сидел напротив нее за кухонным столом. Пернилле с мальчиками ночевала у своих родителей. Теперь Антон и Эмиль были в школе. Они были одни в пустой квартире — муж и жена. Снизу доносился голос Вагна Скербека, раздававшего указания водителям и грузчикам.

Он смотрел на свои руки. Мучительно подбирал правильные слова.

— Я говорил с Лоттой, — начал он, и она отвернулась от него, поднялась, стала ходить по тесному пространству. — Да, я должен был рассказать тебе. Я понимаю.

Пернилле остановилась возле двери в спальню, посмотрела на него:

— Ты знал, что происходит и не сказал мне! Знал, где она работает, знал, что у нее проблемы. И ни слова мне не сказал!

Он сжимал и разжимал кулаки, словно надеялся найти в них ответ.

— Почему?

— Потому что она умоляла меня ничего тебе не говорить. Она не хотела тебя расстраивать.

Пернилле яростно затрясла головой:

— Не хотела меня расстраивать?!

— Ну да.

— Да она все мне рассказывала! — Ее руки летали по воздуху, голос срывался. — Все!

Бирк-Ларсен зажмурился изо всех сил:

— Она пообещала, что больше этого не повторится. Что начнет работать у нас. Говорила, что будет хорошо заниматься в гимназии, хотя там ей все надоело.

Пернилле металась от стены к стене, наконец застыла у балкона спиной к Бирк-Ларсену.

— Нанна сказала, что возьмет себя в руки. Я ей поверил. Что еще я мог сделать?

Она вернулась к столу, холодный гнев душил ее.

— Что еще ты скрыл от меня?

— Это все.

Он взял со стола свою шапку и ключи.

— Это все! — взвизгнула Пернилле. — И теперь ты идешь работать? Я тебе не верю. Ты не в первый раз мне солгал. Наверняка я и половины не знаю. — Она впилась в него жестким взглядом. — Давай, Тайс. Выкладывай!

— Больше нечего говорить, — тихо произнес он. Каменное выражение на ее лице ранило его сильнее, чем даже одинокие часы в тюремной камере. — Нанна поняла, что оступилась. Я не считал, что ей обязательно это услышать еще и от тебя.

В ее глазах заблестели слезы. Больше всего на свете ему хотелось сделать так, чтобы она никогда не плакала.

— Я ведь хотела, чтобы она хорошо училась!

— Знаю. Но дело ведь не только в учебе. Она же не просто так рассказала все мне, а не тебе, разве ты не понимаешь?

— Чего я не понимаю?

— Ты всегда боялась, что она повторит твои ошибки. Те, что совершила ты. Ты хотела, чтобы она была идеальной, потому что мы с тобой совсем не идеал.

— Не смей говорить со мной об ошибках, Тайс! Нет у тебя такого права.

Она снова отвернулась от него. Двинулась не глядя мимо ванной комнаты. Мимо стиральной машины и сушилки. Мимо корзины с бельем, контейнера с моющими средствами…

Вдруг что-то случилось с ней: она завизжала, закричала, стала хватать все подряд и швырять куда попало. Летела одежда, билось стекло, стиральный порошок рассыпался и взвился вокруг нее белым обволакивающим облаком.

Бирк-Ларсен шагнул к ней, попытался обнять ее, успокоить. Она вырывалась из его рук с плачем, с руганью, пинаясь и царапаясь.

И так же внезапно, как началось, все кончилось. Обессиленная, она привалилась к двери, судорожно всхлипывая. Ярость стихла. Но причина, породившая ее, была по-прежнему жива и саднила, разделяя их.

Пернилле ушла в спальню и закрыла за собой дверь.

Медленно, негнущимися пальцами он принялся подбирать с пола простыни, детские рубашки и штаны, все те вещи, которые не так давно скрепляли их семью в единое целое, а теперь она распалась, рассыпалась на осколки, как те, что хрустели на полу у него под ногами.

Олав Кристенсен сидел напротив Лунд в сером чиновничьем костюме и, по-видимому, нервничал.

— Вы никогда не бывали в этой квартире? — спросила она.

— Нет. С какой стати? Она принадлежит партии. Я работаю в муниципалитете.

Она молчала.

— А в чем, собственно, дело? — добавил Кристенсен.

— Достаточно было просто сказать «нет». — Лунд что-то записывала в блокноте. — Кто-нибудь пользовался квартирой после приема в пятницу тридцать первого октября?

— Почему вы меня об этом спрашиваете? Откуда мне знать?

— Почему бы и нет?

— Я работаю в школьном ведомстве.

— Как я слышала, вы часто бываете в штабе Хартманна.

— Он глава департамента образования. Я обязан бывать у него по долгу службы.

— Он вам нравится?

Кристенсен замялся:

— Ему нелегко угодить. — И снова не выдержал, спросил тревожно: — Что случилось?

— Вам что-нибудь говорит имя Фауст?

— Да.

Она подняла голову от своих записей.

— Он продал душу дьяволу.

Кристенсен был доволен своим маленьким розыгрышем и даже перестал на мгновение нервничать.

— Вам известен человек, который пользуется этим псевдонимом?

— Нет, но уверен, что он подошел бы многим.

В стеклянную дверь забарабанил пальцами Майер. Она вышла к нему. Эксперт по компьютерам нашла координаты одной из женщин, писавших Фаусту на сайте «Клуба разбитых сердец». Теперь у них было имя.

Лунд взяла листок с информацией, вернулась в комнату для допросов.

— Вы закончили? — спросил Кристенсен. — Я могу идти?

— Нет. У меня срочное дело, вами займется мой коллега.

Она вышла, оставив Кристенсена потеть в костюме.

Затем появился Майер, оглядел чиновника с головы до ног, положил перед собой пачку сигарет и банан. Тщательно очистив банан, он откусил кусок, потом зажег сигарету и затянулся.

— Меня ждет работа, — сказал Кристенсен.

— Да неужели?

Майер откусил еще от банана, закатал рукава.

— Лично у меня день с утра не задался, — сказал он, глядя в блокнот, оставленный Лунд. — Ну, посмотрим, сумеешь ли ты… как тебя? А, Олав. Сумеешь ли ты, Олав, поправить мне настроение.

Бирк-Ларсен сидел один в ярко-красном фургоне, припаркованном у тротуара в районе Вальбю. Упаковка «Туборга» на пассажирском сиденье. Две банки уже валялись пустые, и третья тоже быстро заканчивалась.

Он смотрел на проезжающие мимо машины. Курил. Пил. И пытался думать.

По тропе через зеленое поле шагал мужчина с детьми и собакой. Детей было трое.

У его сыновей никогда не было собаки, хотя они всегда мечтали о ней. В квартире они не могли себе этого позволить. А вот в доме…

Он подумал о Хумлебю и своих разбитых надеждах. Столько денег заморожено там из-за проклятой гнили и старого кирпича.

Мечтателем он не был. Пусть дураки мечтают. Бирк-Ларсен считал себя практичным человеком, он жил настоящим, никогда не вспоминал о прошлом и не страшился будущего. Он просто работал как вол, чтобы обеспечивать свою семью, и никто не смог бы сделать лучше.

И вот теперь его жизнь трещала по швам. В один день счастье и надежды развеялись как дым. Все, что еще вчера казалось незыблемым, теперь уплывало из-под ног, как зыбучие пески.

После утренней ссоры он больше не говорил с Пернилле. Она так и не вышла из спальни, он только слышал, как она плачет. В гараже все дела взял в свои руки Вагн Скербек — составлял графики, назначал рейсы, общался с клиентами.

Вагн удерживал их фирму на плаву. Он и Бирк-Ларсену порой помогал удержаться от необдуманного шага, о чем Пернилле не знала.

Малыш Вагн с его дурацкой серебряной цепочкой на шее. Бедняга Вагн, который вечно увивался вокруг них просто потому, что ему некуда было больше пойти. Три года назад, когда у него возникли проблемы с деньгами, Бирк-Ларсен разрешил ему ночевать в гараже месяцев шесть. Вагн был благодарен и смущен. То и дело поднимался к ним с пиццей, которую они не просили, баловал мальчишек, Нанне покупал нелепые подарки.

Дядя Вагн. Никакого кровного родства. Значит, любовь?

Даже когда все отвернутся, Вагн Скербек останется с ними до последнего. Кроме Бирк-Ларсенов и больного старика-родственника, у него не было никого. Да и сама жизнь как-то не сложилась. Ни дома, ни семьи.

Бирк-Ларсен схватил банку с недопитым пивом, опустошил ее одним глотком, выбросил в окно. Он ненавидел себя за эти мысли. Пытался прогнать того прежнего Тайса, агрессивного, мелочного, грубого, который все еще жил в нем и пытался вырваться на свободу. В ту ночь на складе с учителем он все-таки дождался своего момента. Если бы не Вагн, прежний Бирк-Ларсен одержал бы верх и Кемаль был бы мертв. А он сам сидел бы сейчас в камере в синей тюремной робе, в ожидании многолетнего срока.