— Сыграй, прошу, — сказал верховный гуанча, подводя музыканта к одному из пещерных ответвлений, ровному и круглому.
Два раза говорить не пришлось, Садко сыграл «Greensleeves»[163], мог бы еще и сплясать River-dance[164], соответствуя моменту, но этого уже не потребовалось.
Царь, куда-то подевавшийся, вновь обернулся поблизости с довольным выражением на лице.
— Работает! — сказал он. — Ты перебил адскую какофонию.
— И что произошло? — не выдержал Садко.
— Все счастливы, море мгновенно успокоилось.
Уточнять — где и как, лив не стал. И без этого на душе некоторое воодушевление — его искусство служит мировой гармонии. Значит, оно радует не только его. Значит, оно нужно.
11. Чужие корабли
Ливонцы, сопровождаемые Эйно Пирхоненом, вошли в царские покои на правах гостей. Во всяком случае, им так казалось. Никакой гвардии поблизости не наблюдалось, никаких стражников с добрыми лицами насильников и детоубийц. Где-то угадывалось присутствие личной охраны, но так как же монаршим особам без нее обойтись-то?
— Итак, вы здесь! — поздоровался Царь.
— И тебе не болеть, — ответил за всех Мишка и, засмущавшись, спрятался за спиной Илейки.
— Да, государь, — склонил голову в поклоне Пермя. — Так уж вышло, что мы здесь. Уж прости, что без приглашения.
— Если мы как-то нарушили правила, принятые у вас, то прости, Царь, — сказал Илейко. — Мы не хотим никому причинить ни вреда, ни неудобств. Мы бы вообще как-нибудь на материк подались.
— Вот и я про что! — сразу же добавил Садко.
Главный гуанча поднял руку, призывая к тишине.
— Пришли вы сюда навьими тропами, которые простой смертный сыскать не может, пусть он хоть всю жизнь будет плутать по туманам, — сказал Царь. — Вот и хочу я вопросить: нет ли у вас для нас известий, знака, либо указаний?
Леший и люди переглянулись между собой: каждый взглядом пытал другого, может, Норны кому что-то шепнули? Но ничего, касательно гуанчей вспомнить не могли, хоть тресни. Да и вообще о существовании этого народа, живущего на Геллеспидах, никто из них не подозревал, даже просвещенный во всех отношениях биарм Пермя.
— Ну, что же, — вздохнул Владыка. — Понятно.
Наступила пауза, которую заполнил собой Эйно Пирхонен: откуда-то с задворок слышался его довольный голос, выдающий кому-то байки — из тех, что озвучивались вчера вечером за «пионэрским» костром.
— И что же нам делать? — спросил за всех Хийси.
— Жить, — ответил Царь. — Я подумаю, как с вами поступить.
— Ну, да, — очень тихо, сквозь зубы проговорил Садко. — Приехал на неделю, а торчу здесь уже целую уйму времени.
Именно в это время Эйно Пирхонен замолчал, видать утомился от столь долгой, несвойственной ему речи. Поэтому слова музыканта расслышали все, даже выглядывающая из-за угла длинная, как бы заостренная южная кошка. Она первой поняла: так с царями нельзя, цари этого не любят — сорвалась с места, подобно выпущенной из лука стреле, и, чуть не сбив с ног лешего, умчалась на улицу.
— Все, парни, — сказал Главный гуанча. — Аудиенция закончена.
Повернулся и ушел, коротко высвистав перед этим что-то повелительное. Сразу же на пороге возник Эйно Пирхонен. Люди поняли: пора уходить. Леший не понял, он отвлекся на проклятую кошку, столь несвоевременно ткнувшуюся ему в ноги. Поэтому он пошел вслед за Царем, а остановить его сразу же никто не поспешил.
Остановил его охранник, возникший, словно из-под земли. Ливонцы, ведомые Эйно Пирхоненом, уже вышли вон.
— Стоять, — сказал охранник. — Ты куда?
— К Царю, — словно оправдываясь, ответил Мишка. — Он же сам пригласил.
Охранник знал о таком факте, но почему-то все ушли, а этот корноухий остался. Странное дело, хотя, быть может, у них свои секретные разговоры? На всякий случай, он подался вперед, не выпуская из поля зрения лешего, и негромко высвистел что-то. Через некоторое время пришел ответ аналогичной «птичьей» формы, по всему видать — утвердительный, потому что охранник кивнул Мишке головой: иди, мол. Хийси, ни мало не заботясь о товарищах, отправился на продолжение знакомства с Царем.
А ливонцы шли за Эйно Пирхоненом, слегка недоумевая: они предполагали, что беседа у них получится продолжительней, нежели состоявшийся обмен несколькими фразами. Едва они подошли к дому Садка, как тот попытался разъяснить всю ситуацию. Он рассказал, что после посещения Пещеры Ветра они с Царем кое о чем договорились.
Властитель гуанчей мечтал овладеть искусством управления морской стихией. Тогда бы он сделался настоящим Морским Царем. Этот титул достался ему в память о том времени, когда все гуанчи были ни много, ни мало, народом моря — меря, как назывались они на родине. Но какие же они меря, если только и делают, что живут на клочке суши, со всех сторон окруженной водой. И принялся Царь искать музыканта, чтоб обладал двумя дарами: уметь играть и уметь обучать игре. Тут Садко и обозначился, сначала — там, а потом уже и здесь.
Лив сказал, что обучить игре на кантеле за одну неделю даже медведя невозможно. Разве что, на домбре какой-нибудь, или на бубне. Но и Царь был не лыком шит. У него имелся свой инструмент, и он вечерней порой мог усладить слух своей царицы наигрышем популярных песен.
Учеником гуанча был примерным. На лету схватывая все садковские выкрутасы, он научился импровизировать и сам. Наконец, наступил шестой день пребывания лива в гостях у Морского Царя, и тот отважился сыграть в Пещере Ветра. В присутствии профессионала, конечно.
Чтобы определить, имеет ли эффект его музицирование, пришлось Владыке показать, как можно выявить — штормит, положим, у острова Исландия, либо не очень. В другом ответвлении пещеры находился сталагмит, выросший на прозрачном кристалле то ли горного хрусталя, то ли какого-нибудь особо чистейшего кварца. Кристалл имел некую форму, больше всего напоминающую яйцо, только неровное, имеющее сколы, грани и даже ветвистые трещинки вглубь, не длиннее полногтя мизинца. А внутри его каким-то образом оказались несколько пузырьков, то ли воздушных, то ли с какой прозрачной жидкостью. Был бы Садко воспитан в руских традициях всего самого церковного и возвышенного, сказал бы, что это «слезы ангелов» — ни много, ни мало. Или, может быть, пот. Такой кристалл где-нибудь в торговой лавке на почетном и недоступном для посетителей месте держать — вот был бы имидж!
Впрочем, к делу определения погоды в совершенно другом регионе, эта штука не имела отношения. Разве что косвенное.
В полушаге от нее в небольшие углубления в ровном, будто даже полированном каменном полу, собралась вода, глубиной в средний палец руки, шириной — в средний палец ноги. Шутка: площадью с донышко от ведра. Не сказать, чтобы жидкость была прозрачной, но, вероятно, если бы она оказалась в состоянии покоя, то таковой бы и сделалась: осели бы примеси, имеющая запас плавучести пыль собралась бы по краям. Но вода постоянно волновалась, словно бы бурлила. Или сквозь нее просачивались микроскопические пузырьки воздуха, либо она четко улавливала странную вибрацию, исходящую от дна этой лужицы. Не зря же пол именно здесь был, словно нарочно, идеально гладкий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});