палкой в селитрянице компост месить.
Вот это было даже обидно, но я сам виноват, не все каштаны из огня чужими руками вытащить получается, да и чужие руки — чужим рукам рознь. Вот если бы я сам, создал, или приручил, или что там с ними делают, этого варкалапа, а потом натравил бы его на сверххищника, вот тогда бы все «по чесноку». Так что русалка в общем-то права, хочешь праздновать труса, будь готов оказаться в самом низу социальной лестницы.
— Так-то оно так, — ответил я, — но если бы с компостом дело выгорело, то я сейчас вопрос о варкалапе не поднимал бы. Это я к тому, что иногда для того, чтоб получить славу, могущество и опыт незазорно в и компосте поковырять.
— Так не выгорело же, — заметила Дубравка, — а «не победителей» еще как судят, при чем все кому не лень.
— И все же, любая помощь от вас лишней не будет, — вздохнул я. — Мне было бы достаточно простой информации, описания внешнего вида, привычек, способностей, уязвимых мест…
— Так ты не теряйся, как он придет, — с удивлением ответила Дубравка. — Садись в засаду, смотри, изучай, наблюдай, ищи…
— Ясно, всё сам, — улыбнулся я. — А вот в сказках, например, добрые феи всегда дают герою… — тут я выдержал небольшую, но весьма многозначительную паузу, — какой-нибудь меч-кладенец, чтоб он мог победить дракона.
Дракон! — произнесенное мной слово ударило по мозгам похлеще левого бокового от Тайсона, накатила волна понимания, ощущений и определений, неясных, но пугающе многочисленных. Ни одно еще произнесенное здесь новое слово не раскрывалось таким объёмом информации. Я словно открыл многотомник Большой Советской Энциклопедии и прочитал его за раз. В голове конкретно почти ничего не отложилось, кроме размытого ощущения глобальности, мирового масштаба, невероятной древней силы, закона природы…
После произнесения слова «дракон» на поляне стало темнее и холоднее, пространство подернулось туманной пеленой, свет звезд стал колючим и холодным, а шпилерог мелко завибрировал. Получается сверххищник это дракон?! Но из той информации, что на меня вывалилась, скорее следовало что дракон — это не живое существо, а некая природная или волшебная сила. Стала бы такая сила оставлять зарубки на деревьях?
Русалки встали рядышком, они искусно делали вид что ничего не произошло, и что они ничего такого не видели и не слышали.
— Феи, которые всем дают, по-другому называются, — насмешливо подсказала мне Лала. — Да и всем давать — давалка не сломается? Но ты-то у нас не все, ты ж любимый и родной, тебе мы, пожалуй, так и быть, дадим…
— Дадим тебе оружие, — улыбаясь уточнила Дубравка. — Сумеешь унести отсюда — будет твоим…
Они взялись за руки и направили их на пол. Из него в яркой радужной вспышке выдвинулась… моя рогатина! Выросла, и начала меняться, по ней поползли, оплетая и перекручиваясь, вьющиеся растения-лозы, каменный наконечник визуально поплыл, становясь острее и меняя цвет на более темный. Поперечины покрылись резьбой. Под ними спустилась метелка-ленточка из цветочной гирлянды, а в наконечнике проклюнулись два драгоценных камня — большой розовый ближе к пяте и второй поменьше над ним, голубого цвета. Камни светились и пульсировали, цветочная лента развивалась на ветру.
Выглядело оружие конечно здорово, но как его забрать с собой из сна я не знал. Я подошел и попробовал прикоснуться к рогатине, но рука прошла её насквозь, русалки заулыбались. Они подошли обняли меня и, чмокнув в щечку, попрощались со словами «ну, держись там» и «ты заходи если чё». Я в долгу не остался, поднял кулак и произнес: «но пасаран», хотел чмокнуть их в ответ, но они ловко увернулись и растворились в пространстве с едва слышным, загадочным смехом…
Копье продолжало нахально торчать. Небеса становились все неприветливее и темнее, на поляне холодало, во все двенадцать дыр-входов медленно заползал густющий белый туман. Копье упорно изображало недотрогу. Я уж к нему и так, и эдак, со словами и без слов. И возжелать его пытался, и резко дернуть рукой как нити в «сенях», но ни одна из задумок не увенчалась успехом.
Странно, я раньше не задумывался о возможности что-то физически забрать из сна. Я ведь мог подобрать какой-нибудь камешек, веточку или листик и попробовать проснуться с ними. Интересно, что бы получилось? Думаю, что ничего, как и с этим восхитительным копьем. По сути, из сна я мог забрать только что-то нематериальное, например очертания какой-нибудь статуи, или принцип действия какого-нибудь механизма, эмоцию, знание, но не материальный предмет. Я сосредоточился на дареной рогатине и попытался как можно лучше ее запомнить, во всех подробностях и нюансах. Обходил ее против часовой стрелки, потом в другую сторону, старался впитать все черточки, каждый листик, каждый узорчик, каждую веточку. Возможно, именно так, в виде образа, удастся «вынести» это оружие из сна…
Белый туман неуклонно закатывал полянку в вату и вскоре окончательно скрыл от меня образ копья, делать тут было нечего, пора было просыпаться. Просыпался я под четко звучавший в голове голос Цоя:
Хочешь ли ты изменить этот мир,
Сможешь ли ты принять, как есть,
Встать и выйти из ряда вон,
Сесть на электрический стул или трон?
ТОМ II: 30. Мировой Босс
Все познается в сравнении. Вот я пенял давеча на свою кровать в логове, сложенную из ошкуренных стволов и присыпанную сеном и мхом, а поспал ночку на камнях и как-то домой, в кроватку захотелось, в такую удобную, которая прокачивает мне навык йоги намного менее агрессивно, чем голые камни.
Воздух здесь был теплым, ветра почти не было, но камни за ночь выстывали, так что тело затекло и задеревенело, поэтому пришлось утренние процедуры начать с серных источников и соляных ванн. Во время плаванья в прохладной воде озера я полностью пришел в норму, даже осмелился понырять и выяснил между делом, что температура воды на глубине резко понижается.
Есть было нечего, дров не было, смысла здесь задерживаться дольше необходимого тоже. Поэтому я набрал соли в рюкзак, загарпунил четыре рыбины, выпотрошил, почистил, подвесил к рюкзаку и двинулся в обратку к логову.
Хотел оставить гостинец грифону, который тут в прошлый раз промышлял рыбалкой, но передумал. Не думаю, что он голодает, добычи в горах хватает. К тому же оставленная мертвая рыбешка это, по сути, падаль, гордые охотники такой не питаются. Еще было непонятно как один и тот же вид птиц может одновременно приспособиться к охоте и на рыбу, и на мелких зверьков? Что за извраты эволюции? Ты либо рыбак в непромокаемом оперении, либо