– Эту? – спросила я, приподнимая здоровую ногу и устраивая ее на столике около этой самой книги.
– Снимите ногу! – прикрикнул на меня Вашир. – У нас так не делают!
Я удивленно взглянула на него.
– Вашир, для начала не мешало бы убрать с прохода раковину. Я едва не разбила колено.
– В арабском мире неприлично задирать ноги! Снимая ногу со столика, я сказала:
– А на Западе неприлично шептаться и пересвистываться, когда входит женщина!
– Вы находитесь на оккупированной территории!
– Неужели, – удивилась я. – А я думала, что попала в Майами Бич.
Крис одним рывком поднялся из своего кресла и крепко обнял Вашира за худые плечи.
– Слушай, дружище, в следующий раз я подарю тебе футболку с крокодилом, идет?
Вашир перестал цепляться ко мне.
– Идет, – кивнул он. – Хотите зеленого чая?
– Пожалуй, сейчас не время для этого, – не унималась я. – Нам бы не хотелось заставлять мистера Ахмеда ждать.
Вашир снова воззрился на меня.
– Мистер Ахмед сейчас очень занят. А вы будете пить зеленый чай, – заявил он и исчез за коричневыми бисерными занавесками, ухитрившись не въехать коленом в раковину.
– Нет, ты только посмотри, какие у них здесь порядочки! – возмущенно воскликнула я.
– Так ты еще больше все испортишь, – спокойно сказал Крис, снова плюхаясь в свое кресло. – Если ты будешь продолжать вести себя подобным образом, то я успею прочитать здесь не только эти «Взлеты и падения», но даже весь Коран и полное собрание сочинений Шекспира в придачу! Боюсь, как бы мне не пришлось встретиться вновь с моим сыном, когда он уже будет заканчивать школу. А ведь теперь малышу только три годика…
– Сочувствую тебе, Крис. Но что до меня, то уж лучше иметь дело со зрелыми людьми, чем брать интервью у этих недомерков.
– Ну, давай, давай, Мэгги, – проговорил он, вдруг становясь серьезным. – Думаю, ты понимаешь, где находишься. Кроме того, война довольно сексуальное занятие.
Выпрямившись, он поднял на животе футболку и продемонстрировал мне широкий красный шрам. Я осторожно потрогала этот шрам.
– По крайней мере, ты остался жив, Ринглер, – сказала я. – А рана зажила.
Он опустил футболку и снова откинулся в кресле. У него на глазах появились слезы.
– Конечно, – кивнул он, – это всего лишь осколок… Валери повезло гораздо меньше.
Появился Вашир с подносом, на котором стояли две чашки с зеленым чаем и тарелка с липкими конфетами.
– Мистер Ахмед сказал, что очень рад вашему приходу. Очень скоро вы его увидите. Очень скоро.
Я даже не посмотрела в его сторону, притворившись, что занята записями в своем блокноте, необходимыми мне для интервью. Вашир поставил поднос и удалился.
Прошло ровно три с половиной часа. За это время каждый из нас успел выпить не меньше, чем по четыре чашки зеленого чай, съесть с десяток липких конфет и несколько раз посетить туалет. Выходя из маленькой приемной и возвращаясь обратно, мы с величайшей осторожностью огибали проклятую раковину. Наконец появился Вашир.
– Мистер Ахмед освободился. Пойдемте, пойдемте скорее. Он с вами встретится.
Я с трудом справилась с искушением подразнить его. Мне так хотелось помешкать, чтобы показать ему наше полное равнодушие к этому интервью. Однако Крис вскочил весьма проворно, закинул на плечо ремень своей операторской сумки, а на другое плечо поместил телекамеру. Я с трудом отлепилась от кресла и отправилась за Крисом и Ваширом в главную приемную. Дверь кабинета мистера Ахмеда была распахнута, а сам он вышел нам навстречу.
– Мисс Мэгги, – сказал он, – сегодня я сделаю для вас все, что смогу. Все западные журналисты – мои очень хорошие друзья.
Пожав его руку, я заметила, что сегодня он особенно бледен, его лицо было почти землистого цвета, а голос еще более хриплый, чем в нашу прошлую встречу, когда он не переставая курил и кашлял.
Он жестом пригласил нас в свой прокуренный кабинет.
– Прошу вас, входите.
Крис поставил сумку и телекамеру на пол. Он был заметно смущен фотографиями, которые украшали стены кабинета. На большинстве этих фотографий были сняты двенадцати-тринадцатилетние мальчики, позирующие с ручными гранатометами и автоматами Калашникова. Но самое тягостное впечатление оставляла фотография как раз над столом мистера Ахмеда. На огромном снимке был запечатлен перевернутый и искореженный взрывом автобус, вокруг которого прямо на дороге лежали обгорелые человеческие тела. Снимок красноречиво демонстрировал то, что здесь называли наиболее успешной акцией борцов из ООП за свободу и независимость Палестины: пассажирский автобус был взорван террористами на автостраде между Хайфой и Тель-Авивом.
– Вы с ним встретитесь, – сказал мистер Ахмед, пристально глядя на меня.
– С кем? – не поняла я. Он кивнул на фотографию.
– Человек, который провел эту военную операцию, находится в той тюрьме.
– Черт бы его побрал, – проговорил Крис, сузив глаза.
Мистер Ахмед улыбнулся.
– Его брат ждет встречи с вами прямо сейчас.
– Где? – спросил Крис и снова посмотрел на ужасную фотографию.
– Он ждет вас в зале для коктейлей в американском колониальном отеле.
– А как мы его узнаем? – спросила я.
– Он маленький и смуглый. Его зовут Рашид, – ответил мистер Ахмед.
Я посмотрела на Криса.
– Прекрасно.
Ринглер улыбнулся и завозился с кассетой.
– Дерьмо собачье, – тихо сказал он.
Мистер Ахмед поднялся и вышел из-за стола, словно собираясь проводить нас до двери. Но в этот момент его забил неукротимый кашель. Он только рукой замахал.
– Пожалуйста, пришлите мне копию этого интервью, – просипел он.
– Я лично об этом позабочусь, мистер Ахмед, – сказала я. – И огромное вам спасибо.
– Маленький, смуглый. Его имя Рашид, – пробормотала я, ни к кому конкретно не обращаясь.
Крис вышел следом за мной в приемную. Здесь прохлаждались все те же бравые ребята в невероятно узких джинсах и с хищным блеском в глазах. Они снова зашептались и стали пересвистываться, увидев меня. Вдруг я остановилась и, подняв ногу, направила носок моей туфли прямо в их физиономии. Криса чуть не хватил удар.
– Ты с ума сошла! – заревел он. – Это же не фильм ужасов!
Мы миновали аллею и вышли на узкую дорогу, которая вела к американскому колониальному отелю, который, кстати сказать, представлял собой любопытное архитектурное произведение, а во время войны за независимость 1948 года был штаб-квартирой английских войск. Теперь здесь главным образом проходили разного рода саммиты между палестинцами и арабами, приезжающими в Восточный Иерусалим. Фойе было обставлено марокканскими кожаными креслами, тяжелыми и округлыми дубовыми столами, а потолок украшали бело-голубые изразцы. Пройдя через несколько белых оштукатуренных арок, мы подошли к стойке портье, а потом спустились по трем ступенькам в зал для коктейлей. Крис держался по правую руку от меня. Мы вместе вошли в тускло освещенное помещение. Здесь было довольно-таки трудно кого бы то ни было найти. Но наш человек оказался тут как тут и, по-видимому, был один. Сделав Крису знак подождать, я направилась к нему.