от порога предупредила старушка.
— Я уже это почувствовал, — резко отдернув руки, ответил Платон.
Перелыгиным было приятно укрыться в избе после почти зимней погоды. Они заняли выделенное им место и начали распаковывать вещи. В это время в комнату зашла маленькая высохшая старушка.
— Удобно вам здесь будет? Давайте знакомиться. Меня зовут — Анна Николаевна.
— Анна Николаевна, после ночлегов под открытым небом — это самое райское место на земле, — ответил простуженным голосом Платон. — Меня зовут — Платон, жену — Дарьей. Скажите, сколько мы сможем жить у вас?
— Сколько хотите — столько живите. Мой муж умер, а сын погиб в самом начале европейской войны. Мне с вами будет веселей. Садитесь пить чай со смородиновым вареньем.
— Мы с удовольствием отведаем горячего чая, — улыбнулась Дарья.
Хозяйка поставила на стол покрытый цветной скатертью серебряный самовар, три чашки из толстого фарфора, чашку варенья и свежие баранки. Самовар тихо запел песню. Анна Николаевна бросила в маленький чайник заварку, засушенные листы смородины и села напротив молодых. За ее спиной на стене висели икона и портрет Николая II. Под ногами Дарьи закрутился жирный рыжий кот.
Платон достал из своего баула туесок с медом, нарезал белого хлеба и, расставив чашки, налил чай. Вечерний чай они пили в легком смущении. Перелыгины совершенно неожиданно ворвались в ее тихую размеренную жизнь.
За чаем, Анна Николаевна поинтересовалась:
— Куда же вы идете?
— Честно говоря, сами не знаем. Идем — куда глаза глядят, — ответила Дарья, зачерпнув маленькой ложкой варенье.
— Белые отступают. А вместе с ними сюда война идет. Мне кажется, что вы напрасно сюда пришли. Здесь с вами все что угодно может случиться. Вам нужно было остаться на родине. Там, наверное, война уже закончилась, — строго сказала старушка.
Дарья приподняла тонкие брови:
— У нас хутор сгорел. Негде было оставаться.
— Война — ужасное слово. Уже который год льется кровь, но никто не хочет ее остановить.
— А как остановить? Кто сможет это сделать?
— Конечно! Пока одни других не изведут.
— Да уж вовсю стараются, — обмолвился Платон.
Перелыгины выпили несколько кружек крепкого духмяного чая.
— Еще налить чаю?
— Нет, спасибо, — Платон накрыл чашку ладонью.
— Тогда отдыхайте.
Перелыгины поднялись из-за стола, перешли в комнату и там зажгли керосиновую лампу. Неровный огонек метался во все стороны. Лампа немного чадила, и неярко горела. Небольшое пламя за стеклом едва слышно потрескивало.
Дарья достала из поклажи книгу в дорогом переплете.
— Что это у тебя за книга? — удивился Платон
— Стихи Евгения Баратынского. Хочу почитать перед сном.
Дарья раскрыла книгу на середине.
— Хочешь, прочту немного? — спросила она.
— В следующий раз, я спать хочу.
Дарья едва приметно улыбнулась:
— Хорошо. А ты любишь стихи?
— Я люблю тебя слушать. Откуда у тебя эта книга?
— Ты забыл? Я же тебе рассказывала. Купец Банников отдал в школу свои книги. Но школа сгорела, а вместе с ней все книги. Жаль — очень хорошие были книги. Я эту книгу дома читала. Она уцелела только потому, что на улице была. Я все же прочту тебе один стих.
И она ясным чистым голосом прочла одно небольшое стихотворение.
Приманкой ласковых речей
Вам не лишить меня рассудка!
Конечно, многих вы милей,
Но вас любить — плохая шутка!
Платон невольно заслушался стихотворением.
— Ну, как? — спросила Дарья, закончив читать.
Она ожидала похвалы от Платона или восхищения, но он лишь скупо сказал:
— Понравилось.
Дарья прильнула к Платону, и он тут же обнял ее.
— А что мы с тобой будем делать в Омске?
— Я постараюсь поступить на какую-нибудь службу, ты будешь домашним хозяйством заниматься, а дальше посмотрим.
Дарья разобрала постель на широкой деревянной кровати. Им даже не верилось, что они будут спать в теплой и чистой постели. Еще недавно об этом можно было и не мечтать.
Платон почти сразу же уснул мертвым сном. Дарья же так намерзлась в дороге, что даже в жарко натопленной избе завернулась в большой теплый платок.
Она немного прикрутила лампу и подсела ближе к огню. Пламя загадочно осветило красивые губы. У девушки стало тихо и ясно на душе, после того как они обрели пристанище. Тревожные мысли девушки на время утихли, Мир стал казаться немного лучше, чем раньше. Она как будто от тяжелого сна проснулась.
Через час Дарья не выдержала и, положив книгу на стол, затушила керосиновую лампу. Темный мир избушки и мир снаружи слились. В комнате наступила тишина. Ее нарушало громкое дыхание Платона.
Дарья крепко обняла своего казака и заснула беспробудным и без сновидений сном.
Утром Перелыгин вышел на улицу и, вдохнув в грудь чистого морозного воздуха, пошел в лавку за продуктами. Перед перекрестком он услышал громкий шум и гам. Дорогу преградили многочисленные обозы. Казалось, будто все пространство пришло в движение. Гражданские, военные, буржуи, служащие, помещики, лавочники бурным потоком двигались по улице. Несколько тысяч ног с хрустом топтали свежевыпавший снег. В глазах людей читались отчаяние и страх. Отовсюду неслись недовольство, ропот, слезы.
Город стал выглядеть растревоженным муравейником. В Омске наступил переполох. На тумбе висело воззвание к горожанам:
“Сибиряки! Вы не хотите стать беженцами и мыкаться по чужим углам? Так защищайте свои углы, свои дома. Поступайте в добровольцы!”
Платон остановил солдата:
— Скажи, что происходит?
— Ты что с неба упал? Отступаем! Колчак удрал из города, а мы следом бежим.
— Куда же вы направляетесь?
— В Новониколаевск, — раздраженно ответил солдат и завернул кудрявое ругательство.
Когда Платон вошел в лавку, там было полнехонько народу. Кто-то покупал, кто-то товар разглядывал, а кто-то незатейливые разговоры вел. Но все, кто были в лавке, обернулись на вошедшего казака. Платон поздоровался, купил жирного гуся, сахар, чай, несколько буханок хлеба. Он сложил в широкий полотняный мешок продукты питания и отправился обратно.
Но почти сразу же его остановили изможденные голодом солдаты:
— Дай хлеба. Мы давно ничего не ели.
Платон протянул солдатам две буханки хлеба. Они разломили его на части и стали жадно есть, не прожевывая, целыми кусками. Платон сокрушенно покачал головой. Чего ждать от армии, которая бедствует и голодает?
Он занес продукты в дом и тут же повел коней на водопой к Иртышу. Подойдя к реке, он увидел, что по ледяной переправе и по мосту через Иртыш непрерывной лентой движутся обозы. Изредка раздавались нестройные выстрелы и тут же замирали.
— Что за стрельба? — спросил Платон, не отрывая глаз от переправы у стоящего рядом хорунжего.
— Красные наступают. Они скоро Омск займут. Белая Армия бежит, не оказывая им никакого сопротивления. Перед ней будто одна задача