— Разрешите мне на «Пинте» уйти вперед, доблестный адмирал, чтобы мы первыми увидели берега Азии. Я не сомневаюсь — к утру они предстанут перед нами!
— Плывите с богом, достойный капитан, если вы в этом так уверены, но я вас предупредил, что азиатских берегов вы так скоро не увидите. Однако, если вам посчастливится найти хотя бы остров в этих отдаленных и неисследованных водах, даже такое открытие сделает честь Кастилии. Тот, кто первый увидит землю, получит награду! И вам и всем остальным я даю разрешение открыть хоть сотни островов и даже материков!
Все посмеялись этой шутке, потому что, когда у людей легко на сердце, любое доброе слово их веселит, а затем «Пинта» устремилась вперед. Лишь к вечеру она опять легла в дрейф, дожидаясь остальных, и казалась издали черным пятном на фоне великолепного закатного неба. На горизонте на севере собирались густые тучи, которые легко можно было принять за вершины крутых гор со скрытыми между ними долинами и мысами, неясными из-за большого расстояния.
На следующий день, впервые с тех пор, как каравеллы попали в полосу пассатов, ветер сделался слабым и переменчивым, небо покрылось тучами и начал накрапывать дождь. Суда сблизились, от одного к другому засновали шлюпки, завязался общий разговор.
— Я пришел к вам, сеньор адмирал, — объявил старший Пинсон, едва ступив на борт «Санта-Марии», — по единодушной просьбе моей команды. Разрешите нам повернуть на север: там несомненно должна быть какая-нибудь земля — остров или материк! Такое открытие увенчает наше предприятие, прославит наших государей и воздаст должное вашей прозорливости.
— Похвальное желание, добрый Мартин Алонсо, и высказано оно в подобающих выражениях, — ответил Колумб. — Однако согласиться с вами я не могу. Весьма маловероятно, что мы найдем в северном направлении что-либо стоящее, зато от главной своей цели отклонимся наверняка. Катай и царство великого хана находятся на западе, и мы отправились в это плавание не для того, чтобы открыть еще одну группу островов, подобных Канарским или Азорским, а для того, чтобы обойти вокруг земли и проложить путь истинной вере в исконные пределы язычества! I
— Сеньор Муньос, неужели вы не поддержите нашу просьбу? — воззвал Мартин Алонсо к Луису. — Адмирал к вам благоволит и, может быть, ради вас окажет нам эту маленькую милость!
— По правде говоря, добрый Мартин Алонсо, я так жажду обратить великого хана в нашу веру, что ни за что не соглашусь свернуть ни направо, ни налево, пока не достигну этой великой цели, — насмешливо ответил дон Луис, выказывая скорее безразличие дворянина к простому капитану, нежели почтение скромного секретаря к первому после адмирала человеку в экспедиции. — Я давно заметил, что сатане бывает нелегко совратить того, кто идет прямой дорогой, зато со всеми, кто ищет окольных путей, он справляется без труда и уже набил ими ад до отказа!
— Неужели нам придется оставить всякую надежду, сеньор адмирал? — настаивал Мартин Алонсо. — Неужели мы пренебрежем всеми этими благоприятными приметами, даже не попытавшись открыть новую землю?
— Я не вижу иного выхода, мой достойный друг. Дождь как будто указывает на близость земли, это затишье — тоже, а вон еще один, самый достоверный вестник — видите? Похоже, он собирается отдохнуть на вашей «Пинте»!
Пинсон и все остальные, кто был поблизости, оглянулись и увидели огромного белого пеликана, который тяжело летел над самой водой по направлению к «Пинте». Однако величавая птица, крылья которой достигали в размахе десяти футов, презрительно миновала небольшое судно и опустилась на мачту адмиральской каравеллы.
— Если это еще и не признак близости земли, — серьезно заметил Колумб, — то самый верный знак милости судьбы. Она ободряет нас и призывает идти, не сворачивая, к великой цели! Никогда еще, Мартин Алонсо, я не видел птиц этой породы далее чем на расстоянии одного дня плавания от берегов.
— Я тоже, доблестный адмирал, и я с вами согласен: эта птица сулит нам удачу! Но, может быть, она указывает, что нам следует свернуть на север, что удача ждет нас именно в том направлении?
— Нет, это явное знамение, что нам следует продолжать плавание на запад, — возразил адмирал. — На обратном пути мы сможем более обстоятельно и не спеша обследовать эту часть океана, но, пока мы не доплывем до Индии, наша задача останется невыполненной, а до Индии еще не одна сотня лиг. Воспользуемся лучше затишьем, чтобы собрать всех кормчих и посмотреть, как они определяют свое положение на карте!
Вскоре все кормчие собрались на адмиральской каравелле, и каждый, согласно своим расчетам, воткнул булавку в грубую карту Атлантического океана, составленную адмиралом, — грубую в смысле точности, зато с виду очень красивую. Кормчие Висенте Яньеса с «Ниньи» воткнули свои булавки дальше всех, отмерив от Гомеры четыреста сорок морских лиг. Мартин Алонсо поместил свою «Пинту» лиг на двадцать восточнее. Когда подошла очередь Колумба, он воткнул свою булавку еще на двадцать лиг к востоку по сравнению с Мартином Алонсо. Условившись о том, что следует говорить матросам, капитаны и кормчие вернулись на свои каравеллы.
Видимо, Колумб действительно верил, что проходил в это время между островами, и его биограф Лас-Касас утверждает, будто мореплаватель в своем предположении не ошибался. Но, если в этой части океана и были когда-то острова, они давно уже исчезли — такое явление возможно, хотя и не слишком вероятно. Говорят, даже в нашем столетии в этом районе еще видели буруны, и, может быть, здесь существуют обширные отмели. Но, с другой стороны, Колумб сам делал промеры глубины до двухсот морских саженей note 69 и не достал дна.
Большое скопление водорослей в этом районе было отмечено давно, еще первыми мореплавателями; скорее всего, их приносит сюда течение. Что касается птиц, то они прилетают сюда в поисках пищи, которую легче найти там, где изобилуют водоросли, а следовательно, и рыба. Кроме того, водоплавающие птицы могут отдыхать на воде. Летят они со скоростью до тридцати, а некоторые — до пятидесяти миль в час, и, если такая птица достаточно сильна, она может пересечь весь Атлантический океан всего за четверо суток.
Несмотря на благоприятные приметы, матросы вскоре снова пали духом. Санчо, все время доносивший тайком адмиралу о настроениях команды, сообщил ему, что люди ропщут больше обычного и что после недавних радужных надежд и восторгов наступила реакция, близкая к отчаянию. Об этом Колумб узнал на закате 20 сентября, то есть на одиннадцатый день после того, как земля скрылась из виду.
— Люди жалуются, что море уж больно гладкое, — говорил Санчо, занимаясь для виду какой-то работой на юте, где адмирал производил свои вычисления. — Они говорят, что здесь дуют только восточные ветры, а штиль означает, будто мы дошли до такого места, где вовсе не бывает ветров, и что восточный ветер пригнал нас сюда в наказание за нечестивое любопытство.