и бабочек этих перетоптал уже более чем предостаточно.Теперь уже точно можно быть уверенным, что ход Истории изменится. И Бог весть, куда она теперь вывернет.
Под стражей меня продержали неделю. Всё по-честному. Даже часовой у входа в землянку стоял. А через неделю Мартынов сказал, что хватит мне разлёживаться, пора и честь знать. А значит вперёд, на вылет. Вновь начались боевые будни.
Следующие две недели слились в каком-то калейдоскопе. Мы летали почти без перерыва, уничтожая немецкие танки, пытающиеся прорваться к окружённой в Сталинградском котле 6-ой армии под командованием Паулюса. Не знаю, кто командовал немцами вместо Манштейна, но дрались они отчаянно и пёрли напролом. А мы несли потери. Из того состава, что был на момент моего прибытия в эскадрилью, осталось лишь четыре пилота. Я, Котик, Яковенко и бывший лейтенант Мамчур. Последний был просто безбашенный, прилагая все силы, чтобы вернуться обратно в строевую часть. Из тех, кто выбыл, лишь один был отчислен из состава штрафной эскадрильи, как искупивший свою вину успешными боевыми вылетами. Остальные семеро погибли. Но свято место пусто не бывает и вместо них присылали новых залётчиков.
Круговорот штрафников в природе, вернее на фронте.
12 января 1943 года пришло радостное сообщение о прорыве накануне блокады Ленинграда*. Войска Ленинградского и Волховского фронтов полностью освободили южный берег Ладожского озера и выбили немцев из Шлиссельбурга. У Ленинграда появилась сухопутная связь с остальной страной. И пусть пробитый с таким трудом коридор составляет в ширину лишь 8-10 километров, но я то знал, что уже через считанные дни там будет проложена железнодорожная ветка, по которой под постоянным артобстрелом пойдут эшелоны с продовольствием в измученный город. Эх, как там мой девочки? Соскучился неимоверно. И писем нам, штрафникам, ни писать, ни получать не положено.
(* В РИ блокада Ленинграда была прорвана 18 января 1943 года. В этот день войска Ленинградского и Волховского фронтов соединились в районе Рабочих посёлков № 1 и 5.)
Вернувшись из очередного вылета я кое-как выбрался из кабины и лишь присвистнул, увидев здоровенные рваные пробоины на крыльях и сзади в фюзеляже. Потрепали нас немецкие зенитки как Тузик грелку.
— Товарищ майор! Вас срочно вызывают в штаб!— подбежавший адъютант командира эскадрильи, из постоянного состава, молодцевато вскинул ладонь к шапке.
— Ты какой белены объелся, меня так называя?— лениво спросил я. Сил не было даже просто думать. Хотелось рухнуть прямо в снег и там затаиться в обмороке. Часа по 4 на каждый глаз.
— Ну мне как приказали, так я и передал,— расплываясь в улыбке ответил адъютант, в звании младшего лейтенанта.
Что-то, какая-то искорка, шевельнулась в груди и я отправился вслед за своим провожатым.
В землянке, неожиданно для меня, находился уже знакомый мне майор госбезопасности. Стоило мне войти, как Мартынов, а вместе с ним и все остальные встали.
— Товарищ гвардии майор!— командир эскадрильи одел шапку и приложил ладонь к виску,— разрешите поздравить Вас со снятием судимости и возвращением воинского звания и всех наград.
Комок подкатил к горлу, а в углу глаза что-то предательски защипало. Я медленно поднял раскрытую правую ладонь в ответном воинском приветствии и, кашлянув, чтобы сбить комок в горле, хрипло произнёс;— Спасибо, ТОВАРИЩИ! СЛУЖУ СОВЕТСКОМУ СОЮЗУ!
Ну а потом, когда Мартынов помог мне закрепить майорские петлицы (награды ждут меня в Москве в штабе ВВС), приехавший майор, представившийся как Гольдберг Ефим Абрамович, рассказал мне интересную историю.
Началось всё с того, что его заинтересовало то, что лётчика-истребителя вдруг отправили в штурмовую штрафную эскадрилью. Гольдберг начал наводить справки и тут вскрылась очень интересная история.
— Вы, товарищ майор, знакомы с капитаном Тарченко Иваном Яковлевичем?
— Впервые слышу о таком,— удивился я.
— И не помните о нём? Когда он был ещё в звании лейтенанта и служил в штабе авиадивизии, в которой вы начинали службу?
Я напряг память, но так и не смог вспомнить такого, о чём и сказал.
— А вот он вас запомнил и не забыл,— усмехнулся майор,— Вы ему знатного леща отвесили в курилке у штаба. Помните этот случай?
И я вспомнил. Лейтенант, который наехал на меня за нарушение формы одежды, когда я с перевязанной головой ждал у штаба Гайдара.
— Ну, вижу, вы тоже вспомнили. Ну так вот, этот лейтенант двигался по служебной лестнице и в конечном счёте стал капитаном и начальником одного из отделов в управлении кадров ВВС РККА. И когда ему на стол попало ваше личное дело с направлением в штрафную эскадрилью, он изменил истребительную на штурмовую. Такая вот мелочная месть с его стороны. За совершённый подлог капитан разжалован в рядовые и отправлен в штрафную роту.
А потом в штабе ВВС решили ходатайствовать о пересмотре моего дела. Это поручили всё тому же Гольдбергу, раз уж он взялся. Майор отправился в Ленинград, чтобы восстановить всю картину. Оказывается свидетель моей драки с интендантом и его женой всё же был. Им оказалась военфельдшер, которая как раз в тот момент проезжала мимо в санитарном автобусе. Она прекрасно видела, как женщина со всего размаха ударила военного палкой по голове и размахнулась во второй раз, но военный успел перехватить её оружие, отчего она упала и больше не встала. Сразу она рассказать о случившемся не могла, так как ей пришлось сопровождать раненых на Большую землю, да и видела она, как к месту происшествия сбежались люди. А когда вернулась, то уже и забыла обо всём. Однако, когда майор начал опрашивать свидетелей, она об этом узнала и сама к нему пришла и всё рассказала. Таким образом получалось, что смерть Кучумовой была в следствии несчастного случая и меня признали невиновным.
А я слушал и поражался. Две! Две недели потребовалось на то, чтобы провести расследование. И это без всяких компьютеров, баз данных, просмотров записей камер видеонаблюдения и прочего. А ведь пришлось мотаться от Сталинграда до Москвы, потом в Ленинград и обратно в Сталинград. Вот вам и технический прогресс 21-го века.
Стоило лишь особисту закончит свой рассказ, как затрещал стоящий в углу телефонный аппарат.
— Капитан Мартынов у аппарата. Так точно, товарищ полковник,— Мартынов какое-то время слушал, что ему говорят,— Слушаюсь, товарищ полковник. Приказ понял.
Мартынов положил трубку и повернулся к нам; — Из штаба армии приказали прекратить нанесение ударов по немецким войскам внутри кольца окружения. Фельдмаршал Паулюс отдал приказ вверенным ему войскам прекратить огонь и капитулировать и сам сдался в плен.
На следующий день