исчезло, это компьютер вашего отца и бумаги его всякие, ну и, конечно, деньги. Полиция подозревала, это какие-нибудь наркоманы малолетние.
– Вы уверены?
– Ну, может быть, это было после первых мемуаров Маргарет. Она столько всего добилась – трудно упомнить.
– Мои родители всегда говорили, отец потерял свои труды из-за пожара в школе.
– Ну, не знаю, не знаю. Может, и так. Знаю только, что это всех очень потрясло, а ваша мама так себя вела, будто доподлинно знала, кто виноват, и я ей даже сказала: «Нельзя, знаете ли, винить во всем Маргарет». – Она устремила суровый взгляд на Сару. – В ее первый срок преступность даже уменьшилась.
Сара уходила от миссис Клегг, чувствуя себя еще более запутавшейся, чем раньше. Почему родители ничего не рассказали ей об ограблении? Наверное, имело смысл поберечь детей, пока маленькие, но не могло же это не всплыть когда-нибудь потом? Неужели история о пожаре в отцовской школе – просто-напросто прикрытие для ограбления?
Может быть, там, в школе, остался кто-то, кто помнит.
* * *
Уроки уже закончились, и в школьном дворе болталось всего несколько учеников. Сара отправилась в администрацию, где бледный секретарь энергично помешивал азиатскую лапшу в стаканчике. Он был в рубашке, которую не мешало бы выгладить, и в вязаном галстуке, напоминавшем рукоделие Молли Уизли.
– Простите? – начала Сара.
Он отозвался заезженным тоном, не отрывая глаз от своей лапши:
– Бланки для подачи жалобы на исполнение хором мальчиков песни Леди Гаги лежат на стойке.
Он подул на лапшу и снова поболтал там ложкой.
– Э-э-э… Простите… Но… – Она откашлялась. – Мой отец был директором в этой школе более двадцати лет назад, и я просто хотела узнать, вдруг тут остался кто-нибудь, кто мог его знать. Джек Грейсон – или Джон Грейсон?
Лицо у секретаря прояснилось.
– Хм-м-м, попробую справиться у мистера Троддинга. Имя, впрочем, я слышал. У нас есть скамья в его память. Во внутреннем дворике стоит, если хотите взглянуть.
Он сунул в рот немножко вермишели и махнул вилкой в сторону двойных дверей снаружи.
Сара вышла в просторный двор, засаженный березами, густым кустарником и цветущими хризантемами. Скамейка в память ее отца отыскалась под еще не успевшей облететь золотисто-розовой вишней. Табличка на скамейке гласила: «В память о любимом учителе, директоре Джоне Чарльзе Грейсоне Третьем».
Сара провела пальцами по имени отца и задержалась на черточке между датами рождения и смерти. Как ей хотелось больше знать о том, что пролегло меж ними. У нее были собственные детские воспоминания, мамины рассказы и отцовский блокнот – но всего этого казалось так мало.
– Чем могу служить, мисс?
Сара подняла голову и увидела, что к ней идет пожилой джентльмен в коричневом твидовом костюме, почти полностью лысый, зато с густыми усами. В руках он держал коричневую шляпу.
– Берти сказал, вы спрашивали о Джоне Грейсоне.
– Я его дочь, Сара.
– Ну конечно же, дорогая моя. У вас его глаза. – Он улыбнулся. – Мэттью Троддинг.
Он потянулся пожать ей руку, а потом жестом пригласил сесть.
Сара опустилась на скамейку и провела пальцем по изогнутой железной ручке.
– Прекрасный человек ваш отец. Мы работали вместе несколько лет. – Говоря, он вращал на пальце свою шляпу. – Мы с вами, разумеется, тоже встречались, но вы были совсем крошкой, а я куда лучше выглядел.
Он одышливо засмеялся.
Сара обеими руками схватилась за край скамьи, вцепилась в гладкое дерево, словно пыталась нащупать связь с отцом.
– Знаете, некоторые из таких, как ваш папа, родовитые и с лучшим образованием, приезжают сюда, все надутые от собственной важности, что твой индюк, – но только не Джон. Он приехал сюда работать, вносить свой вклад. Я всегда думал, мы его потеряем, когда он выбьется в великие писатели, он ведь, знаете ли, был и правда хорош. – Мистер Троддинг немного помолчал, задумчиво крутя шляпу на пальце. – Никак не ждал, что выйдет иначе. Он был очень хорошим другом.
Сара кивнула. Горло у нее перехватило, и она сглотнула. Она приехала, распираемая вопросами, но сейчас в груди у нее поселилась глубочайшая меланхолия. Говорить было трудно. Она смотрела на старые деревья во дворе, завидуя им, потому что они столько времени находились в обществе ее отца, знали его так, как она, Сара, не знала.
Она повернулась к мистеру Троддингу.
– О чем он любил разговаривать?
– В смысле?
– Ну, например, на ланче или за чаем. Когда вы просто так болтали, не о работе. О чем он разговаривал?
Сара не могла бы объяснить обуявшее ее страстное желание узнать отца, поговорить с ним как взрослый со взрослым, лицом к лицу, вот тут, под этой вишней.
Мистер Троддинг задумчиво погладил усы.
– Ну… разумеется, о вас, вашей матери и сестре. Вы были всем его миром.
Сара кивнула.
– И о лейбористах.
– О лейбористах?
Мистер Троддинг засмеялся внезапным басом, хотя этот бас быстро перешел в прежнюю сиповатую одышку.
– Все друзья Джека знали: если бы Иисус баллотировался от консерваторов, Джек бы за Него не проголосовал.
Мистер Троддинг снова зашелся смехом.
Сара невольно засмеялась вместе с ним. Этот маленький факт казался ей сейчас величайшим сокровищем, и на сердце у нее вдруг стало легче, чем было уже много недель.
Мистер Троддинг вздохнул и водрузил шляпу на голову.
– Ну, разумеется, Мередит была точно такой же.
У Сары перехватило дыхание, грудь словно пронзило ножом.
– Мередит?
Он хмыкнул.
– У них двоих было много общего. Когда она тут работала, они были практически неразлучны. Она почти каждый вечер волонтерила.
Сара с трудом сглотнула.
– Ну да.
Она заранее знала это, но от слова «неразлучны» ее замутило.
– Да, очень хорошая ассистентка. Разумеется, на работу ее устроил ваш папа.
– Мередит Лэмб?
– А, ну да, Лэмб – это ее фамилия по мужу.
Сердце Сары сжалось. Так, значит, это и правда был рабочий роман, только еще хуже – Мередит тоже была замужем. Она закрыла глаза.
– Они давно друг друга знали?
Мистер Троддинг добродушно рассмеялся.
– Да уж, полагаю, всю жизнь.
– А. Старые друзья.
Она нервно почесала руку. Взглянуть правде в глаза оказалось сложнее, чем она предполагала. И с чего она решила, что справится с этим в одиночку?
Может, лучше уйти.
Не глупи! Она уже так далеко зашла. Она просто обязана спросить.
– Мистер Троддинг, это очень деликатный вопрос, но мне надо знать. Насколько близки были Мередит и мой отец?
– Ну, я всегда восхищался его преданностью ей.
– Простите? Восхищались его преданностью?
– Ну, вы же знаете, с вашей тетей Мэри все и всегда было непросто, а он очень хотел, чтобы она тут прижилась.
Сара покачала головой.
– Что? Я