На перекрестке худощавый расклейщик, дымя "козьей ножкой", лепил на тумбу новое объявление:
"СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ!!!
в помещении Общественного собрания
ученый, археолог, кандидат экономических наук
В. Ф. НЕДОКУЧАЕВ
прочтет лекцию на тему:
Великий культурно — экономический захват Европы арабами.
Период расцвета мусульманской культуры"
"Это просто альтистория какая‑то" — подумал Виктор и направился ко входу. Услужливый швейцар распахнул перед ним двери со словами "Доброго здоровья Виктор Сергеевич!"; Виктор машинально полез в карман, но швейцар упредил его:
— Что вы, что вы, у нас, ваше степенство, брать на чай не положено. Строго — с. А барышня вас ждет — с, велела проводить, чтобы не заблудились…
Перешагнув порог вестибюля, Виктор на мгновение замер. То, что он увидел внутри, никак не вязалось со скромным фасадом. Небольшой вестибюль был отделан штофными обоями нежно — палевого цвета. На коричневой дубовой стойке администратора сияла хромом изящная перекладина столового телефона Гейслера. Легкий сквозняк колыхал на окнах прозрачные занавески из тюля с двухцветными, зефирно — розовыми и молочно — шоколадными ламбрекенами, и от него же позванивала мелкими хрустальными льдинками подвесок бронзовая люстра в центре потолка. Широкий пурпур ковровой дорожки, ведущий от дверей в сторону коридора, лишь оттенял своим цветом до блеска начищенные елочки паркета. В коридоре Виктор заметил указатели "Синематограф", "Почта — телеграф", и, конечно, "Буфет".
"Интересно, Веристов догадался, что я иду к актрисе, или здесь обычай вести переговоры под стаканчик?"
Апартаменты Анни оказались на углу второго этажа; это был двухкомнатный номер с большим зеркальным окном в гостиной, наполненной воздухом и светом; слева виднелась двустворчатая дверь в спальню. Номер был обставлен в стиле ар нуво, и вполне бы удовлетворил нынешнего постояльца: правда, плазменная панель здесь была заменена пианино, диспенсер — сифоном с сельтерской водой, зато телефон с корпусом, похожим на черный эмалированный пьедестал, создавал впечатление настоящего ретро. Яркая, золотистая ткань обоев и вычурные, какие‑то растительные линии мебели апельсинового оттенка навевали мысли о какой‑то фэнтезийной обители эльфов, живущих совершенно иным, отличным от человеческого, восприятием. Похоже, что в недавние времена все это считалось очень модным. Даже потолок был вдоль стен расписан орнаментом, похожим на переплетение стеблей водяных кувшинок. Люстра под круглым лепным плафоном не звенела хрустальными подвесками; выкованная из тонких прутьев, она напоминала фантастический цветок, опускающий с высоты матовые шишечки своих ламп. Даже пианино было не черное, а ольхового цвета, и на его боковой стенке инкрустацией была изображена красавица, нюхающая хризантему. Глаз скользил по деталям обстановки, как по увитой плющом беседке, не в силах остановиться на чем‑то особенно важном. Короче, номер должен был заставить постояльца если не почувствовать себя полным совершенством, то хотя бы замурлыкать что‑нибудь из Вертинского.
— Проходите, не стесняйтесь!
Из спальни послышались шаги и легкое шуршание шелков, и в проеме двери появилась Анни в платье цвета полуночной сини; отложной белый воротничок, подчеркивающий открытость шеи, придавал наряду, пожалуй, даже современные черты. Платье Анни можно было бы назвать строгим, если бы не два больших вышитых накладных кармана на бедрах. Скромный вырез платья, казалось, был лишь обрамлением маленького золотого медальона. Честно говоря, Виктор ожидал увидеть на артистической натуре нечто более экстравагантное — от вечернего платья с открытыми плечами, спиной и, насколько это возможно, грудью, до японского халата, повторяющего все очертания стройного тела. Наряд Анни был строгим и, одновременно, немного дразнящим. И еще Виктор заметил, что Анни совершенно не похожа на актрис в немых фильмах, с их вечным наклоном кудрявой головки, закатыванием глаз, вскинутыми руками с веером, и манекенным хождением в тех случаях, когда не надо изображать испанской страсти.
— Здравствуйте! А я как раз только что с репетиции. Готовлю новый номер, надеюсь, что вам он понравится. Да и публике заодно.
— Тогда как вы посмотрите на то, чтобы заодно вместе отужинать? Я тоже только что с завода.
— Совсем не против. Здесь можно заказать по телефону, — она сняла трубку и подала ее Виктору.
— А что вам заказывать?
— То же, что и вам.
— А что будете пить?
— То же, что и вы.
Виктор взял трубку, и услышал вместо привычного гудка жужжание и далекие трески. Он дунул в нее, затем постучал по рычагу. Ничего не изменилось.
— Не отвечают. Наверное, что‑то с линией.
— Надо крутнуть ручку.
— Ах, да…
В трубке довольно отчетливо послышался женский голос "Гостиница!"
— Послушайте… Соедините с буфетом, пожалуйста!
В трубке буркнуло "Соединяю!"
— Я тоже поначалу не привыкла к этому чуду техники, — заметила Анни.
"Да, это вам не смартфон с вайфаем юзать."
— Буфет на проводе. Чего изволите?
— Это из номера госпожи Ковач. Токайское у вас есть?
— Какое пожелаете?
— Какое получше к ужину на две персоны.
— Могу предложить токай фурминт. Что из закусок?
— Что у вас из венгерской кухни?
— С токаем пойдет легкое жаркое. Куриную грудку с овощами не желаете?
— Желаем. И десерт. Торт, например…
— Торт не надо, — возразила Анни, — я не могу набирать вес.
— Пардон, тут хотели бы что‑то полегче.
— Тогда пирожные, блинчики с орехами в шоколадном соусе…
— Давайте блинчики в шоколадном. Пойдет? — переспросил он у Анни.
— Обожаю. Все, мне больше ничего не заказывайте.
— Они скоро принесут, — ответил Виктор, кладя трубку.
— Прекрасно. А пока попробуем что‑нибудь подобрать. Я сгораю от нетерпения.
Она открыла крышку пианино и неторопливо прошлась пальцами по клавишам: начальные аккорды "J'attendrai" повисли в воздухе, как позывные.
— Похоже?
— Слушайте, у вас удивительный музыкальный слух и память. Как магнитофон.
— Магнэтофон? — произнесла она с "э" вместо "и". — Это не то изобретение, которое шепотом повторяло слова императора Франца — Иосифа на Парижской выставке? Забавная вещь. — И она наиграла начало.
— Фантастика… Просто один в один.
— Это не единственное мое достоинство… — и Анни стрельнула в него взглядом из‑под полуопущенных ресниц. — Так как дальше?
— А дальше фрагмент с немного другим мотивом. Примерно так…
Цветы увянут,
Свеча сгорит,
Лишь ветер пьяный
В саду кружит,
Часы, как сердце,
Замедлят ход,
И тень по окнам скользнет…
От шума ветра
Жду нежных слов,
Жду скрипа двери,
Твоих шагов -
Лишь пустота
Откликнется вновь…
Потом снова повторяется то, что я уже напел. Так что я немного вас обманул.
— Вы? Обманули? — Анни расхохоталась. — Разве это можно назвать обманом? Та — рара — рай — ра… Лишь пустота откликнется вновь… Вы шутите, это восхитительная песня. Я сама напишу к ней французский текст.
— Вы еще и поэтесса? Вы просто удивительная женщина.
— А вы удивительный мужчина, и это не комплимент.
И она снова прошлась пальцами по клавишам, в точности повторив мелодию припева.
— Ну вот, немного поработать, и готов новый номер. Кстати, вы сегодня пришли такой сияющий… Наверное, удались опыты с вашим огнетушителем? Майор приезжал вас поздравить?
— Нет, до поздравлений пока далеко. Хотя слышал хорошую новость: убийцу Прунса нашли.
— Прунса? На днях об этом что‑то говорили. Бедняга… Разве его убили?
— Так сказали, — пожал плечами Виктор.
— Печально. Не хотелось бы в этот вечер о грустном…
В дверь постучали. Виктор на всякий случай потянул руку в сторону кобуры, делая вид, что что‑то ищет во внутреннем кармане.
— Ваш заказ! — обрадовалась Анни, и царственным голосом произнесла: — Входите!