так, образно. Никакого солнца здесь не было, кроны деревьев формировали на лесной дороге густую тень, которая с каждым часом — нет, с каждой минутой становилась всё гуще и вот-вот обещала превратиться в потёмки, а затем и вовсе в непроглядную темень.
У каждого человека в жизни бывают моменты, когда он сначала принимает какое-то решение, а потом образно, с фантазией высказывает сам себе мысли о собственных умственных способностях. В настоящий момент я пытался оправдать свою же дурость — ну зачем, спрашивается, мне надо было пускаться в путь в середине дня? Чтобы иметь сомнительное счастье ночевать в лесу, под неумолчный писк комариных облаков и отдалённый, но весьма тревожащий волчий вой. Это вам не лесопосадки городов, там, максимум, что можно встретить — бездомных собак. Тоже не подарок, особенно для невооруженного человека. Собаки чувствуют слабость потенциальной жертвы, а собираясь в стаю, вообще наглеют беспредельно. Но собаки — ладно, у них чинопочитание… ну, в смысле, человекопочитание закреплено, наверное, на генном уровне. Боятся. Боятся окрика, боятся палки, камня. Не всегда, не все — но стая, даже голодная, совершенно не обязательно нападёт.
Здесь собак не было. Здесь были волки — а у них пиетет перед людьми отсутствовал. И уж перед лошадьми-то… Лошадь — это не только ценный… гм… транспорт, но и хренова туча мяса. И второй кусок мяса, поменьше, сидит сверху, сжимает в потной ладони рукоять меча и думает, а не достать ли лук. Правда, этот кусок мяса стрелок тот ещё. И стрел всего пять штук, а если хищника не убить, а только оцарапать — можно огрести целый комплекс печальных последствий.
В общем, в этих местах в одиночку ездить — либо признак отчаянной храбрости, либо беспросветной глупости. Судя по тому, каким взглядом провожала меня Мерна, она склонялась ко второму варианту оценки. Сейчас я готов был с ней согласиться.
С другой стороны, было бы немного глупо спрашивать, как долго мне добираться до следующего поселения. Подразумевалось, что я, пусть и не совсем местный, но хоть немного представляю, куда двигаюсь.
Я и представляю. Направление.
Вообще говоря, как подсказывает логика, расстояние от деревни до деревни не должно превышать километров сорок — дневной переход более или менее подготовленного путника, готового шагать от рассвета до заката с перерывом на обед и непродолжительный полуденный отдых. Ну не сорок — так пятьдесят. Если мне не доставляет удовольствия идея ночевать в лесу, где заунывно воют волки, не думаю, что она придётся по сердцу кому угодно другому.
Не исключено, что примерно так и было. Часа два назад я миновал развилку. Не классическое сказочное «направо пойдёшь — коня потеряешь, налево пойдешь — жена башку открутит», а простую лесную развилку. Основная — читай, «самую малость более утоптанная» дорога продолжала двигаться в прежнем направлении, отпочковавшаяся от неё — активно забирала вправо, скрываясь между деревьями. Без знания местности, на мой взгляд, оба пути были практически равнозначны — ну, разве что, типа наезженный тракт обещал в перспективе какое-то жилье. Похоже, я ошибся. Интересно, кому пришло в голову в этой средневековой глухомани прокладывать эдакую магистраль федерального значения? Хотя кто знает этих кельтов… Познакомившись с римлянами и их дорожным строительством, они, быть может, решили, что транспортные артерии — «это наше всё».
В общем, уж вечер близится, а гостиницы всё нет. И не предвидится.
Ночёвка в лесу, который относится к категории «потенциально враждебный», должна организовываться по правилам. Костёр, не затухающий до утра. Бодрствующие посменно стражи, способные вовремя поднять тревогу и дать потенциальному противнику первый отпор, пока остальные члены группы протрут глаза и возьмутся за оружие. В идеале — как поступали те же римляне, которым, как известно, палец в рот не клади — оборудование бивуака, в том числе и хоть каким-то подобием защитного периметра.
Ночевка «в одиночку» под эти, вполне разумные, принципы как-то не подпадала. Но и выхода не было.
Выбрав первый попавшийся проход между деревьями, я отдалился от дороги на сотню шагов. Заснуть прямо на обочине, на мой взгляд, было верхом самоуверенности. Кто их знает, местных, может тут отдельные особи и по ночам ходють. Или ездють. Разденут ведь, лишат всего, нажитого непосильным трудом. Нет уж, в чаще как-то поспокойнее будет. А волки — ну, они тут звери свободные, ходят где хотят, и нарваться на них на проезжем тракте можно с точно такой же вероятностью, как и в глухом лесу.
Следующим шагом было найти дерево, на которое можно взгромоздиться и хоть этим как-то обезопасить себя от наиболее реальной угрозы. Волки по деревьям не лазают. На всякий случай, я решил не думать о том, встречаются ли здесь рыси, барсы и другие твари, способные перемещаться не только в одной плоскости.
Подходящее дерево нашлось. Да здесь, если не слишком привередничать, под определённые мною цели годилось каждое второе. Не величественный мэллорн — представляю, как бы повели себя эльфы, если бы я пристроился на ночлег на ветвях обожествляемого ими лесного великана — но вполне приличные деревья.
Я остановил свою лошадку и спрыгнул на землю.
У-у-у…!!!
Замерев в позе «враскорячку», я даже боялся дышать.
Первые мысли: лошадь — на шашлыки, седло в костёр, мама, я хочу умереть.
Потом я подумал, что два двухчасовых (из этих двух часов — три четверти теории и возни с упряжью) занятия на ипподроме в неделю, всего лишь на протяжении месяца, это маловато будет. Понимая, что опытный всадник может в седле провести целый день и не выть потом волком от боли в натёртых до кровавых пузырей ляжках, я также понимал, что мне до того опытного — как отсюда до Москвы. Причём именно вот так, в позе «буквой зю» и пешком.
Печально посмотрев на торчащие в двухметровой вышине толстые ветви облюбованного для ночлега дерева и представив, как с такими ногами и с седалищем, превратившимся в один сплошной оголённый нерв, буду карабкаться наверх, я решил, что потенциальная встреча с волчьей стаей — не самое страшное, что меня может здесь ожидать.
К моей радости, альтернатива верхолазанью отыскалась довольно быстро. Буквально в десятке шагов от дуба — судя по листьям, это был ни разу не дуб, но я всё равно не знал, как