— Лады, ты тут командуешь. Только ты… эта… в общем, как выходить будешь, сперва ружьё в дверь высунь да махни им вверх-вниз, а то я человек старый, нервный… могу и долбануть с непоняток.
— Ружьё мне не понадобится, — дядька положил оружие на землю и вытянул из ножен изогнутый клинок. — Мечом помашу, как ты сказал. Вверх-вниз.
Наверное, киногерой, отправляясь в заведомую ловушку, должен был бы сказать что-нибудь пафосное, а мы, в ответ ему — мол, «береги себя». Или «будь осторожен». Но дядька киногероем не был. Он просто обхватил рукоять меча двумя руками, чуть отставив его в сторону, и медленно, скользящим шагом, двинулся к домику. Игнат покачал головой, пробурчал в адрес приятеля что-то очевидно нелестное, затем вдруг лёг на землю, пристроившись за стволом чахлой лиственницы, и приник к прицелу. Стоя рядом с ним, я ощутил себя не в своей тарелке, поэтому тоже занял положение для стрельбы лёжа с упора (упором, в данном случае, являлся магазин «Сайги»).
Мы, как два партизана в засаде, лежали так недолго. Минуты две-три с того момента, как дядька скрылся за дверью домика. А потом из-за полуприкрытой створки показался меч, отсалютовал нам, и дверь тут же распахнулась.
Когда он подошёл к нам, я почувствовал, как по коже пробегает волна мороза. Никогда раньше я не видел у дяди Фёдора такого выражения лица. Обычно в таких случаях говорят — «он постарел на десять лет». Нет, пожалуй. Он не выглядел постаревшим или осунувшимся, просто… Так выглядят люди, на которых вдруг свалилось большое горе, но не раздавило, напротив, дало силы на то, чтобы пережить и отомстить.
— Игнат, мне нужна солярка.
— Сколько? — коротко спросил тот, нутром чувствуя, как и я, что сейчас не время для расспросов, сейчас время исполнять команды, быстро и предельно точно.
— Сколько выделишь.
— Двадцать литров хватит?
— Вполне, — сухо кивнул дядька. — До ближайшей заправки доберёмся?
— Однозначно, — Игнат явно не собирался спрашивать, зачем дяде Фёдору нужно двадцать литров дизтоплива. Догадался. Нетрудно догадаться, если честно.
— Неси.
Я чувствовал, что сейчас проводнику более всего хочется задать вопрос, что там, в домике. Но он сдержался… то ли понял, что всё равно не услышит ответа, то ли решил, что во многих знаниях, как совершенно правильно утверждали древние, слишком много печали, и не стоит её умножать без острой необходимости. Он не стал добавлять традиционного «я быстро» или чего-нибудь в этом духе. Просто развернулся и зашагал в сторону оставленной на дороге машины.
Мне рассудительности и осторожности Игната явно не хватило.
— Что там?
— Пойди и посмотри, — неожиданно позволил дядя Фёдор.
В этих словах явственно слышалось предупреждение. Мол, если что — не обижайся потом. Признаться, я боялся. Так боялся, что ноги дрожали в коленях… и не знаю, почему. Не могу сказать, что раньше мне доводилось видеть какие-то очень уж страшные картины, но — это чисто предположение — наше поколение, воспитанное на американских боевиках, где льются кубометры крови и внутренности положительных и отрицательных персонажей развешиваются на заборах, к жутким сценам относится спокойно. Хотя бы до того момента, как столкнутся с подобной ситуацией в реальности. Скажем, лично у меня «Пункт назначения», в котором режиссёры изводили актёрский состав явно смакуя каждый кровавый эпизод, каких-то особо неприятных ощущений не вызвал. Ну кровь, ну разорванные тела, ну горящие заживо люди — это же кино.
А сейчас я всем своим существом чувствовал — не кино. Реальность. И то, что я увижу, вынести сохраняя спокойствие будет очень непросто.
Дверь скрипнула, открываясь. В избушке было темно, окон тут явно не было предусмотрено проектом. Наверное, именно из-за этого полумрака — свет проникал сквозь многочисленные щели в крыше, которую давно не ремонтировали — я не сразу увидел стоящую у стены женщину. Да и когда увидел — не понял, что с ней не так.
Она стояла неподвижно, прислонившись к стене, и смотрела на меня. Пышная грудь, тонкая талия, длинная шея… чёлка прикрывала правый глаз, делая изящное узкое лицо с ярко выраженными скулами и неестественно пухлыми губами очень юным. И только потом, когда взгляд, завершив предварительный пробег, начал повторное, уже вдумчивое сканирование, я понял…
Она была мертва. Она была прибита к стене. И она не была женщиной.
Пальцы бессильно повисших рук оканчивались длинными, сантиметров по пять, когтями, часть из которых отсутствовали. Или сломаны или… позже я понял, что не сломаны, нет. Вырваны, с корнем. Скорее всего, вырваны медленно, дабы причинить как можно больше страданий. Из плеч торчали широкие шляпки толстых гвоздей, пронзивших плоть и ушедших глубоко в брёвна, из которых были сложены стены хибары. Ноги… ноги вообще не имели ничего общего с человеческими, колени смотрели в другую сторону, назад… Где-то там, внизу, у самого пола, они тоже были пробиты гвоздями.
И ещё… в первый момент мне показалось, что стена за спиной этого существа была завешана чем-то вроде декоративного коврика. Сознание, встретившись с явной неправильностью, нереальностью, автоматически подбирает замену из привычных образов. Потом я понял — это не коврик. Это крылья. Огромные, на половину стены, они были покрыты небольшими пёрышками ближе к телу этого создания, зато заканчивались мощными маховыми перьями, длиной, наверное, сантиметров по шестьдесят-восемьдесят. Крылья, как и другие части тела, были намертво приколочены к брёвнам, и на грязно-сером оперении явственно выделялись более тёмные потёки давно свернувшейся и высохшей крови.
Но — вероятно, потому, что прибитое к стене существо не было человеком — эта картина не вызывала какого-то особого ужаса, воспринимаемая скорее как художественная композиция, чем как свершившаяся трагедия. Куда более жутким был взгляд мёртвого создания… да, жизнь ушла из этого тела, но, каким-то совершенно непонятным образом, искры этой жизни остались в глазах. Я никак не мог избавиться от ощущения, что взгляд полуженщины-полуптицы пронзает меня насквозь… или, может, этот взгляд, замерший во времени, предназначался не мне? Я почувствовал, что вот-вот с воплями выбегу наружу, и хорошо если выбегу, а не выскочу на четвереньках, подвывая от страха. И, дабы не доводить до такого позора, я начал медленно пятиться, стараясь спиной попасть в дверной проём, не в силах хоть на мгновение оторвать взгляда от застывшего лица мёртвого существа.
Только оказавшись