не видим.
Что он так отчаянно пытается скрыть, что рискует теми самыми горожанами, которым, по его словам, он пытается помочь?
– А как же эликсир счастья? – начинаю я, выпрямляясь, когда идея начинает обретать форму в моей голове. Я боюсь спрашивать.
Марко смотрит на меня. За окном проносятся деревья.
Нога Мануэлы тихонько постукивает по спинке сиденья.
– Если принимать слишком много печали, это заставляет людей забывать себя, верно?
Марко мрачно кивает.
– А как насчет эликсира счастья? Что будет, если люди продолжат его принимать?
Я думаю обо всех этих банках – тысячах, которые, должно быть, были закопаны в пустыне за десятилетия, в течение которых люди приходили в Дом Воспоминаний. Скольким людям мэр продал эликсир, утверждая, что он «поможет»? И сколько из них стали постоянными клиентами?
Марко пожимает плечами.
– Это, – говорит он, – то, к разгадке чего мы были близки, когда наши воспоминания стерли в последний раз.
36
Дом Воспоминаний – это ложь. Это не место доброты или избавления. Это не место, куда люди приходят, чтобы получить шанс после жизни, полной боли. Это маска. Вся моя жизнь была лишь маской.
Я прижимаю кулаки к глазам, пытаясь остановить поток горячих слез.
Все это время.
Как папа мог помогать мэру и делать все это с несчастными людьми?
– Люс, ты в порядке?
– В порядке, – говорю я. Но я знаю, что мой голос звучит иначе.
– Итак, давайте проясним ситуацию, – говорит Мануэла. Ее голос слишком громкий для этого маленького пространства. – Люди приходят в Дом Воспоминаний, чтобы у них забрали болезненные воспоминания. Семья Люси закапывала их или эмоции – или как там правильно – в пустыне, потому что они не хотели, чтобы люди случайно нашли их и выпустили страдания наружу. Но потом мэр начал их откапывать, потому что он понял, как выкачивать только хорошие воспоминания. После чего он начал продавать их, как своего рода эликсир счастья, за который люди платят большие деньги. Тем временем у мэра в распоряжении есть отец Люси, который стирает память людям, работающим на шахтах, чтобы они не знали, чем он занимается. Если вкратце, то так?
Марко закусывает губу и смотрит прямо перед собой, как будто пытается не смотреть на меня, когда отвечает.
– Да. То есть в основном. Они не стирают воспоминания всем подряд работникам шахт. Только тем людям, которые раскапывают банки и отделяют хорошие воспоминания от плохих. Мой дядя не хочет, чтобы кто-то знал, что является ключевым ингредиентом.
– Поэтому отец Люси забирает воспоминания у людей только в те ночи, когда они выкапывают зарытые воспоминания. А в промежутках – если кто-то приближается к тайне слишком близко или начинает задавать слишком много вопросов, – мэр использует «печаль», которую они раскапывают, против них самих.
– Скорее всего.
– Я не понимаю, – шепчу я, мой голос дрожит. – Зачем моему отцу это делать? Это должно быть как-то связано с мамой, верно? Мэр что-то сделал с мамой, и он угрожает сделать то же самое со мной – так?
Темные глаза Марко слишком мрачны для этого ясного дня. Он тянется через сиденье к моей неповрежденной руке.
– Хотел бы я знать, Люс. Но я точно знаю, что твой отец сделает все, чтобы ты была в безопасности. И мой дядя это знает. Наверное, он использует тебя против твоего отца. Я не знаю, что случилось с твоей мамой, Люс, но я знаю, что твой отец делает это не по своей воле.
– Конечно, у него есть выбор! У людей всегда есть выбор. Он мог сказать «нет». Он мог рассказать мне, что происходит. Он мог позвонить в полицию. Он мог…
Внезапно позади нас раздается громкий звук сирены, нарушающий тишину дня. Вспыхивают синие и красные огни. Полицейская машина выезжает на дорогу позади нас, появляясь из-за зарослей деревьев со стороны шоссе.
– Ты превысил скорость? – спрашиваю я, оборачиваясь, чтобы посмотреть назад.
– Нет, я так не думаю. Что мне делать? Что если это кто-то, кто работает на моего дядю?
– Тормози, – говорит Мануэла. – Ты должен. Он коп. – Она крутится на сиденье, чтобы посмотреть на черно-белую машину. – Я не думаю, что это из Тамбл-Три.
Марко вцепился в руль так сильно, что у него побелели костяшки пальцев, когда он бросает взгляд в зеркало, взвешивая все варианты. Полицейская машина позади нас, кажется, ускоряется.
Марко тоже.
– Что ты делаешь? Сбавляй скорость! – кричит Мануэла.
– Ты не понимаешь, у моего дяди повсюду люди. Если они снова нас поймают…
– А если он не работает на твоего дядю? – говорю я. – Может, он мог бы нам помочь.
Это возможно. Мы находимся достаточно далеко от Тамбл-Три, чтобы это мог быть просто полицейский из другого города, находящийся в полном неведении касаемо того, что скрывается в пустыне в нескольких городах отсюда. Может быть, он просто останавливает нас, потому что Марко ехал слишком быстро.
– Да, может быть. Если только мой дядя не позвонил им. Если только они не ищут нас.
Сирены становятся громче, как будто полицейский нас предупреждает.
– Мануэла права. Мы должны остановиться. – Я стараюсь сохранить спокойствие в голосе. – Что мы будем делать, обгонять