Читать интересную книгу Британская интервенция в Закавказье. Группа «Данстерфорс» в борьбе за бакинскую нефть в 1918 году - Лионель Данстервилль

наступление с его стороны вбило бы клин между двумя частями 39-й бригады и вынудило бы их отступить.

Все это время город периодически обстреливался. Снаряды не причиняли большого вреда, но турок хорошо знал моральный эффект обстрела города. Он рассчитывал сохранить состояние паники, и город полностью оправдал его расчеты.

Около 9 часов утра пришло радостное известие, что прибыли два корабля с подкреплением от Бичерахова. Поскольку на его войска можно было положиться, казалось, что теперь ситуацию действительно можно спасти. Новость облетела город и дошла до сражающихся войск с необычайной быстротой, в полтора раза повысив боеспособность местной армии. Корабли медленно входили в гавань, заполненные людьми от носа до кормы. Но, увы, через наши полевые бинокли было слишком хорошо видно, что, кем бы они ни были, они мало походили на войска. Через короткое время выяснилось, что на кораблях находились не герои Бичерахова, а малодушные элементы из самого Баку, которые погрузились на два парохода и позорно бежали, выйдя в море, где их перехватила и возвратила обратно одна из канонерских лодок. Но ложные новости оказались полезны, и реакция на обманутые надежды не могла сделать ситуацию хуже, чем она была до этого.

Главными целями вражеской артиллерии в городе являлись две гостиницы, «Европа» и «Метрополь», которые поочередно использовались в качестве штаб-квартиры полковника Киворта. Вскоре они стали непригодными для этой цели.

В течение всего утра мне очень не хотелось беспокоить главнокомандующего, генерала Докучаева, поскольку я прекрасно понимал необходимость того, чтобы ему не мешали разрабатывать планы, а с полковником Стоуксом в качестве его начальника штаба я был вполне уверен в поддержании связи между 39-й бригадой и местными войсками, а также в принятии действенных мер. Когда я все-таки решился навестить его в штаб-квартире, то обнаружил, что я слишком скромничал.

Меня провели в его кабинет в 11 часов утра, и худшего состояния смятения я никогда не видел. Это действительно заставило меня потерять всякую надежду. Я не виню самого генерала; трудно играть роль главнокомандующего в революционной армии, где все равны и все имеют равное право составлять и обсуждать планы, но принятие какой-либо последовательной линии действий в такой суматохе становится невозможным.

Кабинет генерала находился в чем-то вроде внутреннего святилища, куда можно было попасть, пройдя через несколько других комнат, в которых находилось излишнее количество солдат-писарей и чиновников, но, открыв дверь, я вскоре обнаружил, что, хотя кабинет и находился в дальнем углу, вряд ли его можно было назвать святилищем. На самом деле не будет преувеличением сказать, что звук разрывающихся снарядов снаружи заглушался шумом внутри. Первое, что бросилось мне в глаза, был сам генерал, не сидевший спокойно со своим штабом и обдумывающий стоящую перед ним задачу, а стоявший посреди комнаты рядом с высоким казачьим лейтенантом, возвышавшимся над ним и жестикулировавшим с такой яростью, что я действительно подумал, что он собирается его ударить. Нет никакого смысла упоминать имя этого офицера, но он был хорошо известен всем нам как человек с очень вспыльчивым характером, и он, несомненно, узнает себя, если эта книга когда-нибудь попадется ему на глаза.

Когда лейтенант удалился, генерал, вместо того чтобы приказать арестовать его, просто сказал: «Надо же, какой он вспыльчивый!» Поистине русский темперамент – это удивительная смесь крайностей. Неистовое возбуждение мгновенно сменилось безмятежным спокойствием.

Другие, менее ярые «советчики» стояли наготове, дабы занять место лейтенанта, телефон звонил непрерывно, и генерал сам отвечал на большинство звонков, в то время как полковник Стоукс и другие британские офицеры устроились на балконе, считая уличный шум менее раздражающим, чем гвалт кабинета.

Целью моего визита было, во-первых, выяснить, как обстоят дела в русской штаб-квартире, а во-вторых, внушить генералу, что положение можно спасти только решительным контратакующим ударом. Последний пункт, естественно, уже был обдуман, и после короткого обсуждения выяснилось, что приказы, которые собирался отдать главнокомандующий, должны были привести к желаемому результату. Однако, исходя из подслушанной мной половины телефонного разговора, который генерал вел с каким-то штабным офицером, я питал крайне слабую надежду на то, что атака будет предпринята. Ниже приведены примеры фрагментов телефонного разговора, который я подслушал: «Почему его батальон не на месте?», «Я отдал приказ два дня назад и с тех пор трижды повторил его», «Разве вам не известно, где этот батальон?», «Если он не подчинится приказу, то будет арестован».

В результате этого визита у меня появилось убеждение в том, что, если к и без того длинному списку не прибавится новое чудо, Баку не удастся спасти, и пришло время обдумать предварительные шаги по эвакуации. Поэтому я вернулся на корабли и дал указания принять превентивные меры. После чего коммодор Норрис сделал все необходимые шаги по подготовке кораблей. «Курск» и «Або» подготовили для больных и раненых, а «Крюгер» должен был везти пушки и большую часть бойцов. Последних насчитывалось около 1300 человек, поскольку, помимо 900 солдат на линии огня, около 400 человек были заняты на службе в городе, в охране, снабжении и т. д. Этот последний резерв также должен был найти – в случае неизменно угрожавшей нам паники в городе – место сбора и помощь среди неразберихи при отступлении с боем. Тюки хлопка с пристани подняли на борт и разместили так, чтобы защитить мостик и наиболее уязвимые части судна от ружейного огня. Это было все, что мы могли сделать в качестве защиты, так как никакое укрепление не могло помочь нам против огня крупнокалиберных пушек бакинского флота, если – что казалось вполне вероятным – в последний момент он обернется против нас.

Для нас явилось большим благом, что телефонные линии до сих пор не были повреждены, даже несмотря на то, что город был наводнен вражескими агентами. На самом деле они оставались нетронутыми до последнего момента, что значительно облегчало прикрывавшие эвакуацию действия.

Заранее были изданы подробные приказы по вопросу о выводе войск, которые довели до сведения всего личного состава. Оставалось лишь указать в последнем приказе час, в который должен начаться отход, и фланг, с которого он должен начаться. Но даже при всех предусмотренных непредвиденных обстоятельствах операция была сопряжена с очень большими рисками, а шансы на успех невелики. Попытка вывести войска из боя сама по себе является рискованным шагом и, вероятно, при активных действиях противника приведет к катастрофе. К счастью, можно с уверенностью сказать, что наш враг не проявлял особой активности. Затем, когда весть о нашем предстоящем отступлении распространится по всему городу, все население будет считать нас врагами, и моим войскам придется с боем прорываться по улицам к кораблям. И наконец, я был убежден, что, как только мы выйдем из