на счастливый случай.
Но в счастливый случай он не верит.
И предпринять что-либо ночью не в его силах.
В чем майор Сабадош отдает себе полный отчет.
До момента совершения преступления слежки за ними не было. Йован Киш даже мысли свои формулирует так, словно составляет протокол допроса.
Ведь он очень долго был офицером полиции.
Их засекли либо во время "ознакомительного визита" в музей, либо той самой ночью.
Киш прокручивает в памяти ленту событий и изучает каждый кадр.
Ночью им никто не попадался навстречу. Может, их заметили из окна какого-нибудь дома?
Совершенно исключено. Если бы их заприметили ночью, то не сумели бы описать их внешность настолько точно, что Давчека выявили в течение одного дня.
Ну а когда они ходили осматривать музей? На улицах было полно народу.
Нет, тогда за ними слежки не велось.
В музее было всего несколько человек.
Йован Киш напряженно вспоминает.
Хорошо бы сейчас пропустить стаканчик! Но Киш не позволяет себе таких вольностей.
Американцы, супружеская пара. Тощий молодой человек, норовивший каждый экспонат непременно отыскать в каталоге. Женщина с двумя непоседливыми ребятишками. Еще одна супружеская пара, оба средних лет. Муж с энтузиазмом давал пояснения. Явно из породы всезнаек.
Значит, кто-то другой?
Киш усиленно размышляет.
Билеты им продала жена администратора. Но ее уже нет в живых.
Музейный смотритель? Неприметный старикашка. К тому же он, похоже, дремал.
По сути, не все ли равно, кто?
Йовану Кишу хотелось бы дознаться.
Но как тут дознаешься?
Вероятнее всего, смотритель.
В былые времена ему достаточно было малейшего подозрения, чтобы отправить к праотцам.
Стопроцентная гарантия безопасности…
Что может знать о них полиция?
Ничего определенного. Иначе бы их уже взяли.
Двое убитых. В таких случаях ни в одной стране мира полиция не церемонится.
Описанием внешних примет полиция располагает.
Теперь и он, Киш, там известен.
Зато доказательств у них нет.
Ящики им не найти. А если даже и найдут, — отпечатков пальцев там не обнаружат. И следов обуви тоже.
Подозрение еще не есть доказательство.
Даже самое обоснованное подозрение.
Имеется лишь одно-единственное доказательство: Милан Давчек.
Давчек подъезжает к мотелю после наступления темноты. На берегу не видно ни души.
Впрочем, это ровным счетом ничего не значит. Наблюдение могут вести из любого дома поблизости.
— Следили за тобой?
— По-моему, да. "Хвосты" сменялись трижды.
Лихо за них взялись, думает Киш.
Такой переполох его не удивляет.
Сейчас его волнует не полиция.
Киш запускает моторы. Отвязывает причальный канат.
И тотчас же вслед за ними устремляются две моторки без бортовых огней.
Йован Киш усмехается.
Он тоже не зажигает бортовые огни.
За какие-то двадцать минут он отрывается от преследователей. Даже тарахтения моторов не слышно.
Милан Давчек обливается потом.
Йован Киш не видит его, но чувствует. Сам он не отходит от руля. Гонит лодку на полной скорости.
Но вот он замедляет ход, и наступает тишина. Слышен лишь плеск воды.
— Хочешь выпить?
У Милана Давчека во рту пересохло. Язык как терка.
Он стократ проклинает тот день, когда Йован Киш подсел к нему в белградском кафе.
— Только не спиртное.
— Подержи руль.
Йован Киш встает с сиденья.
— Выдерживай направление на зеленую вспышку. И хватит праздновать труса. К утру будем дома.
Давчек облегченно вздыхает.
Протиснувшись, опускается на сиденье. Берется за рулевое колесо.
Согнутой рукой Йован Киш обхватывает его сзади за шею. Запястьем упирается Давчеку в горло и надавливает.
Другой рукой ударяет ножом. Тело Давчека сотрясают конвульсии.
Он обмякает.
Голова его падает на рулевое колесо.
Йован Киш стопорит моторы.
Нож пока что оставляет торчать из груди Давчека…
Из аптечного шкафчика достает тампон.
Осторожно вытаскивает нож из груди Давчека. И прижимает к ране тампон. Зубами отрывает лейкопластырь.
Киш не хочет, чтобы на лодке оставались следы крови.
Он догола раздевает Давчека.
Лодка послушно дрейфует по течению.
Киш тоже сбрасывает с себя одежду и обувь.
Извлекает очередной целлофановый мешок. Сложив одежду, плотно завязывает его, затем прокалывает в нескольких местах. Грузилом служит шестикилограммовая свинцовая труба.
Вытаскивает из моторного отделения якорь весом в четверть центнера.
Толстым капроновым шнуром привязывает якорь к голому телу Милана Давчека.
Вновь запускает моторы.
На середине Дуная сбрасывает в воду мешок с одеждой. Течение здесь стремительное.
Киш сгребает в охапку тело Милана Давчека вместе с якорем. Рывок дается ему с натугой.
А ведь прежде он играючи поднимал сто килограммов.
Годы дают себя знать.
Он переваливает свой необычный груз через борт. Тело Давчека с шумным всплеском падает в воду.
Тяжелый якорь тянет его ко дну.
Йован Киш провожает его взглядом.
Получилось не так, как было задумано.
Еще затемно Киш возвращается в мотель. Бортовые огни лодки включены.
Он не оглядывается по сторонам, и без того зная, что за ним следят.
Теперь он смешивает себе коктейль. Запить снотворное.
Раздевается донага и ложится в постель.
Ночь стоит теплая. Значит, день снова обещает быть жарким.
Майор Сабадош самолично выезжает на границу встретить подполковника Вукетича. Таким образом удастся выиграть три часа.
Вукетич — мускулистый, двухметровый гигант, на редкость проворный. Череп у него гладкий, точно биллиардный шар.
— Йован Киш — сложная личность.
Вукетич закуривает толстую кубинскую сигару.
— Он воевал в партизанах. Был профессиональным разведчиком. Аттестация в его послужном списке отличная. Единственная оговорка, что он излишне рискует. При опасности хладнокровен. В ближнем бою обезвредил более сотни немцев. Всю семью Киша истребили в Нови-Саде.
После победы поступил работать в полицию. И здесь действовал в точности так, как указано в характеристике, Только ведь уголовная полиция — это не партизанская разведка, а карманники — не чета эсэсовцам.
Схватить вооруженного убийцу — это было ему по душе. Но работал он не в группе расследования убийств.
Все свободное время Киш проводил в спортивных залах. Тренировки в плавании, дзюдо, в тяжелой атлетике, в стрельбе. На спор мог выступить один против четверых. И одолеть его не удавалось.
Первый сердечный приступ случился с ним у меня в кабинете. На утренней летучке. Я думал, он умрет прямо на месте. Лицо посерело, пот с него лил градом. От нестерпимой боли он в кровь искусал себе губы. Год спустя с ним случился второй инфаркт. Пришлось его демобилизовать.
Вукетич вновь зажигает сигару.
— Примерно год о нем не было ни слуху ни духу. Лишь изредка мы встречались на тренировках. Затем в связи с ограблением банка в Загребе всплыл некий субъект по кличке Инспектор. Сведения о нем дал один из наших осведомителей. Судя по описанию, это был