— Угу, — примеряюсь к ручке, ладони по ней скользят, знал бы — спортивные перчатки захватил.
— Ну, вперёд, зятек, — очередное похлопывание. — Две ходки сделаешь и обед как раз.
Прирожденный мотиватор.
Юрий Иванович нажимает хитро расположенную кнопку зажигания и «шайтан-машина» (теперь я понимаю, почему ее так окрестили) рвется вперёд. Я подпрыгиваю вместе с ней, еле удерживая равновесие. Зверь рвет почву, меля ее в муку прямо под моими ногами. Кроссы тут же становятся черными от земли, летящей из-под мотоблока, руки от напряжения сводит. Выравниваю агрегат по нити и немного расслабляюсь. Не так все и сложно, на самом деле. Не лопата, не лопата.
Солнце поднимается выше, бомбер промокает от пота ещё на середине поля.
Крепко удерживая культиватор левой рукой, нащупываю кнопку выключения. Нужен перерыв. Снимаю душную толстовку, перекидываю плотную ткань через ручку, заматываю, завязываю. Теперь хотя бы мозоли не заработаю. Вскидываю голову и прищуриваюсь на солнце. Забыл очки захватить, весь завтрак совсем о другом думал, кусок в горло не лез.
Мне и не лез — комично.
Смотрел на девчонку напротив и бесился. От того, что вот так попался. Всегда себе говорил: стоит только расслабиться, прилетит под ребра; никого не впускай глубоко, чтобы не нанесли удар. И четко следовал правилу: не привязываться, не подпускать, не увлекаться. Единственный раз нарушил и сразу схватил хук справа.
А она…
Я сразу понял, что нанесет мне ножевое.
Включаю агрегат, уже готовый к резкому старту, и продолжаю путь. Физический труд — это хорошо, это забивает все ненужные мысли. Может поэтому люди здесь счастливее? Им некогда думать.
Поле кончается неожиданно. Оказывается, до леса ещё огромный участок земли и даже проволочный забор. Видимо, обозначающий границу. Разворачиваю культиватор, переставляю в следующий ряд. Окидываю взглядом уже вспаханную полосу. И горжусь собой. В жизни руками своими ничего не создал, а тут — настоящая работа.
Кирпичный дом кажется совсем небольшим, хотя два этажа вмещают большую семью. Возле теплицы виднеются сразу две рыжие макушки, и в одной из них я безошибочно узнаю ту самую. Облокачиваюсь на ручку культиватора и даю себе пару минут понаблюдать. Отсюда не видно ее выражения лица, но мне почему-то кажется, что она расстроена. Стоит, опустив голову, слушает мать. Со мной бы такого не прокатило, но сама она отпор не даст, это ясно, как день.
Такая фурия живёт внутри и глушит ее, не давая воли.
Вытираю со лба пот, откидываю волосы назад и снова включаюсь в работу. Если первый ряд в голове была только земля и лес, то в обратном направлении с периферии не уходит рыжее пятно.
Интересно, почему ее пижон не поехал? Что она ему сказала? Как оправдалась, где и с кем?
Идиотские мысли все время возвращают меня в то кафе, за стекло, подкидывая всего один кадр. Она и он. Сцена из фильма, который я бы никогда не стал смотреть добровольно.
Но все правильно, справедливо. Я не мог быть на его месте, хотя сейчас его и занимаю.
— Тебя долго не было, — едва достигаю края, подходит Ида. — Устал? — прищуривается от солнца, бьющего в глаза, и склоняет голову на бок.
— Ну так… — развязываю замотанный вокруг ручки культиватора бомбер, перекидываю через плечо.
— Ты молодец, — подходит ближе, поднимает ладонь и прочесывает упавшую мне на лоб челку назад. — Мокрый. Надо было надеть что-нибудь на голову.
Ее прохладные пальцы тревожат кожу, я увожу взгляд поверх ее головы.
«Родственнички» наблюдают. Ах вот, что за забота.
Расплываюсь в хорошо отрепетированной улыбочке и громко говорю:
— Спасибо за заботу, Заюш, — касаюсь пальцем ее носа. — Трунь!
Она хмурится, но ничего не отвечает. Ну да, фирменная метка «Трунь» — запатентованный способ закрепить дружеское отношение к человеку. Ничего кроме больше не будет.
Глава 24
Ида
Так бесить — это тоже искусство.
С каких пор я стала ненавидеть это его «Трунь»? Может, когда поняла, что он так со всеми, и наш договор далеко не эксклюзив?
Гад гадский.
Провожаю его до душа, сама иду наверх. Где-то в шкафу должны валяться мои старые вещи, которым не нашлось место в чемодане для общаги. Например, бандана с Нирваной. Хоть что-то, чтобы Вова не свалился к концу дня с солнечным ударом.
Спускаюсь вниз как раз, когда мой ненастоящий парень выходит из ванной в одних штанах. Расписанный чернилами торс поблескивает влагой, мокрые волосы зализаны назад. Именно в этот момент в гостиной появляется сестра, в кои-то веки, без ребенка на руках.
— О, а я вас как раз звать собиралась, — впивается взглядом в Вову, беззастенчиво рассматривает.
Так и хочется ей глаза прикрыть той самой банданой в моих руках. Бесстыдница.
— Ван моммент, — широко улыбается ей Вова. — Только оденусь, чтобы никого не смущать.
— А никто и не… — хитро улыбается Галя. — Смущается, — наклоняет голову чуть вбок, продолжая скользить взглядом по дракону на животе у Вовы.
— И все ж, — подмигивает ей паршивец и идёт к лестнице.
Огибает меня, даже не взглянув, поднимается наверх.
— Ох ничего себе, — приглушённо охает сестра, когда наверху хлопает дверь. — Вот это он расписан!
— Ага, — строю постное лицо и прохожу через гостиную.
— Он сидел?
— Что? — я даже притормаживаю.
— Просто зачем человеку добровольно с собой такое делать? — округляет она глаза.
— Потому что хочет, Галь.
— Но это же…
— Его дело. И мне нравится, — ставлю точку в разговоре и прохожу на кухню.
Никогда раньше не замечала, но она такая ханжа!
На кухне мама уже заставляет стол салатами из холодильника, разогревает на плите картошку с мясом. Пол утра мы с ней пололи сорняки, потом кормили живность, пока Галка с детьми возилась в доме. Хорошо, что обед наступил так быстро, потому что по мнению мамы, я, конечно же, все делаю не так. Вплоть до того, что не с той стороны засыпаю корм свиньям.