— Ну, что касается первой части вопроса, думаю, у многих из них есть такое предположение, если они хорошо делают свою домашнюю работу, однако большинство людей мало читают, особенно научной литературы. Насчет второй части — нет. Они никогда не пытались встать у меня на пути. Может, они и чувствуют себя немного неловко, когда думают о том, что я делаю, ну, некоторые из них, но у них нет причины останавливать меня. В любом случае, я не делаю ничего противозаконного…
Я быстро кивнула, надеясь, что мой вопрос не выглядел наивным. На самом деле, я как раз была наивной относительно этих вещей.
Шура тем временем говорил: «К тому же я тихий человек; я не делаю много шума на публике, не участвую ни в каких социальных движениях. Я не торгую наркотиками. Я делаю работу по контракту с правительством, который предусматривает изготовление образцов наркотических веществ для него, а потом выставляю счет за потраченное время. Но я не обмениваю наркотики на деньги — это для меня дело принципа. Так намного проще жить. Между тем, вполне возможно, что в правительстве полно людей, которых на самом деле очень интересуют мои публикации. Я ничуть не сомневаюсь, что ЦРУ и, возможно, Министерство обороны пристально следят за некоторыми или за всеми веществами, о которых я пишу; может, они чувствуют, что фактически я делаю немалую часть работы за них».
— Ты хочешь сказать, что испытываешь за них препараты, годные для использования в военных целях — что-то вроде биологического оружия?
Шура пожал плечами: «Или, возможно, для установления контроля над толпой, или для допросов военнопленных, или для одурманивания главы недружественного государства — как знать? Их цели не совпадают с моими».
Я наклонилась к нему и мягко спросила: «Так какая цель у тебя — исследовать, как функционирует человеческий разум или психика, чтобы ощутить восторг оттого, что ты можешь узнать все, что в твоих силах?»
Шура отпил из своего бокала и смахнул капельки вина с усов, прежде чем ответить: «Разве это не достаточная причина?»
Он меня слегка поддразнивает, но в то же время хочет узнать, как я ко всему этому отношусь.
Я сказала: «Конечно, эта цель вполне заслуживает уважения. Но ведь есть еще и другая, не так ли?»
Если он относится к тем людям, что быстро раздражаются, возможно, сейчас я это выясню.
— Ну хорошо, — сказал Шура, не подавая признаков раздражения. — Но позволь сначала переадресовать этот вопрос тебе и спросить, какая цель, на твой взгляд, еще могла бы или должна быть здесь?
Мы оба стремимся как можно быстрее выяснить, какова жизненная философия и образ мыслей другого. И, раз уж на то пошло, в здравом ли уме собеседник, мыслит ли он разумно. Ладно. Приступим.
Я рассматривала свои колени, пока пыталась облечь пространные образы в короткие, крошечные слова: «Ну, день, проведенный мною под пейотом, помог мне прояснить много вещей, о которых я думала и которые я чувствовала всю свою жизнь, но не могла ни точно понять, ни разложить по полочкам. Это был, как я считаю, действительно самый удивительный день в моей жизни. Я обрела такой драгоценный опыт, что, помню, еще подумала, когда пошла спать, что, случись мне умереть на следующее утро, этот день стоил того. Я много размышляла о том, что узнала в тот день, — я думала об этом годами. И чем дальше, тем больше я понимаю этот единственный в моей жизни подобный опыт. Мне до сих пор мало-помалу открывается что-то новое».
Я посмотрела на Шуру. Он облокотился на руку, на лице написано внимание.
Я продолжила: «Мне кажется, что магические растения — и психоделические препараты тоже — существуют потому, что человечество нуждается в некоем способе понимания того, что оно из себя представляет. Ему необходимо средство, чтобы вспомнить вещи, которые мы обычно забываем, когда становимся взрослыми. Я также думаю, что вся эта вспышка экспериментов с психоделиками и их изучения, под знаком которой прошли шестидесятые, объясняется каким-то очень сильным инстинктом, действующим, возможно, на уровне коллективного бессознательного, если использовать терминологию Юнга. Этот инстинкт говорит нам, что, если мы не поторопимся и не выясним, почему мы такие, какие есть, и почему мы делаем то, что делаем, — как биологический вид — то очень скоро мы полностью истребим сами себя».
— Что является, — сказал Шура, — единственной причиной,
по которой я публикуюсь.
— А-а-а, — протянула я и немного помолчала. — Итак, неважно, что люди из ЦРУ, или кто бы там ни был, интересуются твоими наркотиками, исходя из собственных побуждений…
Шура закончил за меня: «Я все равно продолжаю публиковать информацию, распространять ее так широко, как только могу, в таком спокойном изложении, на какое я только способен. И, может быть, среди читателей найдется несколько человек, которых волнует то же, что волнует меня, и которые найдут наркотикам правильное применение».
— Да, я понимаю.
— На это я надеюсь. Конечно, найдется немало идиотов, которые ничегошеньки не знают о химии. Они попытаются изготовить некоторые — простейшие — наркотики, чтобы торговать ими на улице. И этого нельзя избежать. Люди будут принимать купленные наркотики на вечеринках, точно так же, как они употребляют алкоголь, поступая глупо и безответственно. Журналы, в которых я публикуюсь, читают совершенно разные люди. По крайней мере, психоделики не вызывают физиологического привыкания, и большинство людей считает их всем чем угодно, только не вызывающими психологическую зависимость препаратами. Я надеюсь, что кое-где находятся умные люди, имеющие к тому же и доброе сердце, которые пользуются этими инструментами, и, возможно, с их помощью начали понимать что-то, чего не понимали прежде. И еще я надеюсь на то, что, может, среди них будет несколько смелых людей, способных написать о том, о чем они узнали, чтобы другие люди тоже могли это прочесть и начать думать. И так далее, по цепочке.
— Как Хаксли.
— Да. К несчастью, такие, как Хаксли, встречаются редко. Но каждый голос идет в счет. Все, на что я могу надеяться, — это то, что наберется достаточно голосов и что на это хватит времени.
Я сказала: «Ну, кажется, в мире хватает людей, стремящихся всеми возможными способами изменить сознание; я хочу сказать, существует множество учений, построенных на медитации, а также гипноз, дыхательные техники…»
На что Шура ответил: «Разумеется, есть много способов изменить свое сознание и восприятие; такие способы существовали всегда, к тому же постоянно разрабатываются новые. Наркотики — лишь один из них, но они, на мой взгляд, быстрее всего вызывают изменения и, в некотором смысле, более надежно, что делает их весьма ценными, когда прибегающий к ним человек знает, что делает».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});