Дети уже разбежались, так что я потянула Шуру за рукав, и мы пошли ловить каждого из них по очереди. Я кричала ему имя, он отвечал «привет». Проделав процедуру знакомства, я жестом показала Шуре, что должна идти на кухню, похлопала его по рукаву и оставила стоящим в гостиной со стаканом вина и ошеломленным выражением лица в окружении незнакомых людей. На протяжении следующих пятнадцати-двадцати минут я старалась не искать глазами крупную голову, окруженную ореолом блестящих волос. Я проверила, достаточно ли еды на кухне, и поздоровалась со всеми, с кем могла, убедившись, что у них есть все, что нужно, и они знают, где находится ванная комната. Впрочем, я достаточно часто смотрела в сторону Шуры, чтобы удостовериться, что он не ушел. Сделав все, что мне полагалось сделать в качестве хорошей хозяйки дома, я начала проталкиваться туда, где последний раз видела Шуру.
Кое-какие смельчаки пытались танцевать, было похоже, что эта идея захватывает все больше гостей. Я приободрилась, поскольку считала, что именно танцы могут составить разницу между просто хорошим и великолепным вечером. Я пошла дальше, задевая чьи-то теплые плечи и спины, чувствуя, как между грудей текут струйки пота.
Я знаю, что сделало бы этот вечер по-настоящему великолепным: если бы только я могла убедить Большого мужчину остаться после того, как все разойдутся по домам. Останется ли он? Как бы пригласить его так, чтобы ему было бы нетрудно сказать «нет»? Нельзя ставить его в затруднительное положение.
Я пробралась к антикварному столику, стоявшему у дальней стены, и порылась в его ящиках, пока не отыскала несколько небольших раскрашенных пастелью открыток в конвертах, а также ручку. Наклонившись над столом, я старательно написала свое послание на маленькой розовой открытке: «Любезный д-р Бородин, я была бы вам очень благодарна, если бы вы сочли возможным ненадолго остаться после ухода остальных гостей. Хотелось бы получить возможность поговорить с вами».
Я не думала, что слишком забегаю вперед; в конце концов, это могло быть именно тем, чем оно казалось, — приглашением продолжить нашу беседу. У меня не было никакого точного плана. Я просто хотела поговорить, узнать его получше, услышать рассказ о каких-нибудь его приключениях, о том, что он знал. Если это общение приведет к чему-то большему, чем держание за руки, — что ж, хорошо. Я решила, что все случится, когда и если придет время. Я подумала, может, добавить в записке что-нибудь на случай отказа, пообещав попросить приватного общения в другой раз, если Шура должен будет уйти сегодня. Но потом я отказалась от этой мысли. Семь бед — один ответ. Пусть все идет своим чередом. Я вывела печатными буквами имя Шуры на конверте и стала протискиваться через толпу по направлению к белоснежной голове, которую я заметила около одной из деревянных стен.
Большинство из гостей к этому моменту танцевало. Приблизившись к Шуре, я увидела, что он занят тем, что выглядело как оживленная беседа с Уолтером. Я передала ему конверт, сказав лишь: «Думаю, это для тебя». Я тут же упорхнула, услышав, как мужчины продолжили свою дискуссию, и ощущая смесь триумфа и ужаса.
Я только что дала этому человеку основательный и решающий повод уйти из моей жизни и держаться от меня подальше, учитывая тот факт, что он влюблен в женщину по имени Урсула и, очевидно, намеревается связать свою будущую жизнь с ней. Что, черт возьми, я делаю, вмешиваясь в эту ситуацию?
Никогда в жизни я не была частью любовного треугольника; я была слишком горда, возможно, слишком высокомерна или, может, чересчур не верила в себя, чтобы даже на минуту задуматься о том, чтобы соперничать с другой женщиной за мужчину, который мне понравился. Это просто не в моем стиле. Так почему, почему я делаю все это?
Я налила себе водки с клюквенным соком, потом пошла по коридору в ванную и закрылась там, чтобы хоть чуть-чуть побыть в тишине. В зеркале я увидела свои пылавшие румянцем щеки и очень яркие глаза. В конце концов, я сказала своему отражению: «Хорошо. Поживем — увидим. Удачи, подруга».
К полуночи толпа гостей немного поредела. Оставшиеся либо энергично танцевали — пот блестел на их лицах — либо сидели маленькими группами и беседовали, помогая себе открытыми, широкими жестами, в которых участвовало все тело. Такими жестами люди начинают пользоваться после того, как порядком выпили и забыли о неловкости. Шура сидел рядом со Стэном, обхватив руками колени и внимательно слушая молодого гениального математика. Тот выглядел оживленным и счастливым. Я оставила их одних. Я проверила запас пластинок и добавила еще несколько с танцевальной музыкой. Дрова в камине продолжали гореть и потрескивать, как и должно быть, если огонь хорош.
У него было предостаточно времени, чтобы сказать мне, что он не может остаться. Полно времени, чтобы струсить и уйти. А он все еще здесь. Все еще здесь.
Часы показывали уже четверть второго утра, когда, подкрепившись горячим кофе, ушел последний из гостей, оставив меня наедине с Шурой, шипящими дровами в камине и одной из моих любимых пластинок — «Concerto de Aranguez» Родриго,[54] которую я поставила для того, чтобы ненавязчиво помешать продолжению танцев — и в то же время сохранить спокойное, приятное настроение вечера.
Закрыв входную дверь, я вернулась к Шуре, сидевшему на диване и смотревшему на меня, и сказала: «Мне нужна ваша помощь, чтобы поставить на место парочку тяжелых вещей».
Мы вернули диван на его место посередине комнаты. Потом я отправилась в чулан под лестницей и вытащила оттуда толстый пенопластовый мат, который, как объяснила я Шуре, обычно лежал перед камином, за исключением тех дней, когда в гостиной проводились вечеринки. Мы расстелили мат немного подальше от камина, потому что от огня нет-нет, да летели искры. Я накрыла мат индийским хлопчатобумажным покрывалом размером с две кровати. На покрывале было изображено Древо жизни по классическому образцу — в голубых, зеленых и желтых тонах.
Быстро передвигаясь по гостиной, я собрала все свои подушки для сидения на полу, маленькие и большие, и разбросала их по краям мата. Потом обратилась к Шуре: «Возьми, пожалуйста, сам, что захочешь, на кухне. Я только переоденусь и сразу же вернусь».
Шура пошел к облицованной скамье, а я поднялась наверх, в спальню, и взяла там свои джинсы, которые сидели на мне лучше всего, и белую блузку из жесткой ткани с мягкими кружевами по краям V-образного выреза. Я скинула колготки и топ и сменила белье, надев простые белые хлопчатобумажные трусики и белый лифчик. В ванной я немного побрызгала себе на плечи мускусной туалетной водой, размышляя, стоит ли брызгать еще где-нибудь. Потом решила вместо этого воспользоваться детской присыпкой для того, чтобы добиться теплого, невинного, дружеского запаха. Через несколько минут я была готова. Я спустилась по лестнице в гостиную.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});