– Мне не нужны деньги, Коннор, – проговорила Беатрис, сжимая его руки. – И меня не волнует ни «Таммани Холл», ни выборы, ни то, что ты не можешь предоставить мне какое-то особое место в жизни. У меня уже есть дом. То, чего мне не хватает и чего я жду от тебя, ни в какое сравнение не идет со всем, что ты перечислил.
– Ты все еще не поняла. – Он склонился над ней с печальным выражением лица. – Мне нечего тебе предложить. У меня не осталось ничего ценного.
– Это неправда, – ответила Беатрис, не выпуская его руки, когда он попытался освободиться. Коннор отступил на шаг, потом еще на один, но она все не отпускала его. Потом Беатрис сказала то, что он и боялся, и больше всего хотел услышать: – У тебя есть я.
Коннор смотрел на ее смягчившееся лицо, на сияющие любовью влажные изумрудные глаза и чувствовал себя так, словно его раздавили.
– У тебя есть моя любовь, Коннор, и тысячи новых дней впереди... когда все может перемениться... кроме этого.
Он притянул ее к себе и крепко обнял, позволяя сильному жару ее любви прогнать холод, мучительно терзавший его душу. Она любит его. Он приподнял ее подбородок и поцеловал с такой нежностью и страстью, что их слезы смешались, придав поцелую солоноватый вкус.
Когда он наконец разжал объятия, она посмотрела на него одновременно и с радостью, и с горечью.
– Вместе, – она погладила его по щеке, – мы можем сделать все. Мы можем переделать мир... заставить людей думать по-другому... Мы даже можем добиться, чтобы тебя снова вернули в списки кандидатов.
Коннор вздрогнул при упоминании своего провала на политическом поприще и через мгновение отпустил ее.
– Коннор, ты еще можешь участвовать в выборах, – с волнением произнесла Беатрис. – Мы найдем выход.
– Оставь это, Биби. – Он отвернулся, ему было больно на нее смотреть. – Это проигранное дело. Все кончено. После того, что я сказал на конференции для журналистов, ни одна партия в здравом уме не примет меня. Я сжег все мосты. – Черты его лица заострились. – И если бы меня даже на коленях просили вернуться в «Таммани», я бы отказался.
– Мы что-нибудь придумаем, – начала она. – Мы попытаемся...
– Послушай, – раздраженно продолжал Коннор, – я исключен из списка. И никакое сочувствие, никакие уговоры ничего не изменят.
– Ты знаешь в городе многих, – сказала она. – Наверняка кто-то захочет помочь... добиться, чтобы ты участвовал в выборах.
Он понял, что Беатрис не может примириться с проигрышем. Ей невыносима мысль связать свою жизнь с человеком, лишенным будущего, и поэтому она ищет выход там, где его не существует.
– Что сделано, то сделано, Биби. Чем скорее мы это признаем, тем лучше.
– Я не могу сдаваться, Коннор. Ради тебя. Мы не можем отказаться от того, что так много значит для тебя.
Разговор становился все более мучительным для него.
– Ты хочешь сказать, что так много значит для тебя. Ему надо было уйти. Не думать больше об этом... не страдать. Коннор повернулся и пошел к двери.
– Подожди! Коннор...
Она побежала за ним, но его фигура уже растворилась в темноте улицы. Беатрис почувствовала себя так, будто ее растоптали. Он считал, что ему не за что больше бороться, нечего отдавать! Она не могла в это поверить и не могла понять его... пока не вспомнила, что Коннор не раз переживал крушение всех надежд.
Отчаяние все больше охватывало Беатрис, пока она стояла в полумраке, представляя себе безнадежное выражение на его лице. Но там, где растерялась влюбленная женщина, контроль в свои руки взяла женщина деловая и решительная. Она любила его, а он любил ее. Но они не смогут жить вместе, пока он не обретет будущее... то место в жизни, которое сможет назвать своим.
Она должна была что-то предпринять. Беатрис должна была сделать так, чтобы он участвовал в выборах... и помочь ему победить.
Прежде всего – лихорадочно думала она – федеральные выборы находятся под юрисдикцией правительства штата. Ей нужен кто-то, обладающий властью... судья... федеральный судья... которого можно убедить сделать то, что требуется. А потом ей придется сыграть на гордости Коннора или на других струнах его души и заставить его вернуться к предвыборной гонке.
Через несколько минут она нашла нужное решение. Беатрис знала одного человека, который сумеет уговорить федерального судью и обладает достаточной твердостью характера, чтобы заставить упрямого кандидата продолжить борьбу за место в конгрессе.
У нее не заняло много времени узнать, где живет Херст Барроу, но добраться туда оказалось нелегким делом. Он удалился от городского шума в особняк, расположенный в сельской местности на севере от Нью-Йорка. Когда ее впустили в двери, обитые железом, и она прошла в пещерообразный холл, то этот дом показался ей больше похожим на крепость, чем на жилище. Каменные стены были больше фута в толщину, интерьер украшали панели из темного дерева, а мебель казалась чересчур массивной и неподъемной. Воздух был затхлым, а сквозь арочные проемы Беатрис увидела, что в комнатах все еще задернуты гардины. Был уже полдень, ярко светило солнце, но в доме Херста Барроу горели лампы.
Дворецкий вернулся, заявив, что хозяин занят и его нельзя беспокоить. Беатрис посмотрела в глаза высокомерному старому слуге, а потом пошла мимо него вдоль по коридору, из которого тот появился. Она пыталась найти старика, открывая одну дверь за другой, и наконец обнаружила старого банкира, скрывающегося в темном, с рядами книг вдоль стен кабинете. Его редкие волосы торчали во все стороны, а одну ногу, страдающую от подагры, он положил на табурет.
– Какого черта... – Старик со стуком опустил на стол увеличительное стекло, при помощи которого читал, и принялся ругаться.
Дворецкий многословно извинялся и пытался вытащить Беатрис из комнаты, но поскольку ему было неудобно применять силу к женщине, она этим воспользовалась. Освободившись от его рук, Беатрис вплотную подошла к столу, за которым скорчился Херст.
– Что вы здесь делаете? – спросил он, жестом отсылая дворецкого.
– Я пришла, чтобы заключить с вами сделку.
– Сделку? – Он издал сухой смешок, изображавший язвительное удовольствие. Сделки были смыслом его жизни. – Вы уже провалились с этим своим банком?
– Сделка касается не этого, – ответила Беатрис, рассматривая старика и его окружение.
– С чего бы это я решил заключать с вами сделку? У вас нет ничего, что бы меня заинтересовало.
– А вот и есть, – ответила Беатрис, хитро прищурившись. – Вы хотите, чтобы вас уважали, почитали, даже обожали? Хотите снова вернуться к жизни, вместо того чтобы превращаться в старый сухофрукт, – она повела рукой вокруг, – в своем заплесневелом мавзолее? – Беатрис оперлась о стол и, блестя глазами, бросила старику новый вызов: – Хотите повернуть часы на десять лет назад и исправить самый глупый поступок в своей жизни?