мы можем наслаждаться этим подъёмом над границами тела и мира. Я сам испытывал его до сих пор только три раза, а Порфирий ни разу».
«Всё, что клонится к очищению и возвышению ума, поможет тебе в этом достижении и облегчит приближение и совершение этих счастливых моментов. Поэтому есть различные дороги, которые могут привести к этому. Любовь к красоте, которая возвышает душу поэта; благоговение перед Единым и путь науки, который составляет гордость философа; любовь и молитвы, в которых набожные и горячие души стремятся к совершенству в своей моральной истине. Это все великие пути, ведущие к высотам, находящимся далеко над действительностью и разделённостью, к тем высотам, где мы стоим в непосредственном присутствии Бесконечного, которое сияет, как будто из глубины духа».
В другом месте своих сочинений Плотин ещё точнее определяет экстатическое познание, указывая такие его свойства, которые совершенно ясно говорят нам, что здесь речь идёт о бесконечном расширении субъективного познания.
«Когда мы видим Бога, — говорит Плотин, — то видим его не разумом, а чем-то высшим, чем разум. Про того, кто видит подобным образом, собственно нельзя сказать, что он видит, так как он не различает и не представляет себе двух различных вещей (видящего и видимого). Он совершенно изменяется, перестаёт быть самим собой, ничего не сохраняет от своего Я. Поглощённый Богом, он составляет с ним одно целое, подобно центру круга, совпавшего с центром другого круга».
ГЛАВА XX
В книге «Новая эра мысли», о которой я уже много говорил, в интересной главе «Пространство как основание альтруизма и религии», Хинтон говорит:
Когда мы тем или другим путём мышления приходим к бесконечности — это знак, что данный образ мышления имеет дело с реальностями более высокого порядка, чем тот, для которого он предназначен и приспособлен. И, пытаясь представить себе тот порядок, мы можем сделать это, только рисуя бесконечные ряды реальностей высшего порядка.
В самом деле, что такое бесконечность, как её рисует себе обыкновенный ум?
Это пропасть, бездна, куда падает наш ум, поднявшись на высоту, на которой он не может держаться.
Представим себе теперь на минуту, что человек начинает ощущать бесконечность во всём; всякая мысль, всякая идея приводят его к ощущению бесконечности.
Это непременно должно произойти с человеком, переходящим к пониманию реальности высшего порядка.
Что же он должен чувствовать при этом?
Он должен чувствовать бездну и пропасть везде, куда он ни посмотрит. И, конечно, он должен испытывать при этом невероятный страх, ужас и тоску.
«… Невыносимая тоска (sadness) есть первое испытание неофита в оккультизме», — говорит автор «Света на Пути» («Light on the Path», p. 44).
Мы разбирали раньше, каким путём двумерное существо могло бы прийти к постижению третьего измерения. Но мы не задавали себе вопроса, что оно должно бы было чувствовать, начиная ощущать третье измерение, сознавать вокруг себя «новый мир».
Прежде всего оно должно бы было чувствовать удивление и испуг — испуг, доходящий до ужаса. Потому что, прежде чем найти новый мир, оно должно бы было потерять старый.
* * *
Представим себе животное, у которого начинают являться проблески человеческого сознания.
Что должно оно сознавать прежде всего? Прежде всего — что его старый мир, мир животного, удобный, привычный мир, тот мир, в котором оно родилось, с которым свыклось, который единственно оно представляет себе реальным, рушится и падает кругом него. Всё, что раньше казалось реальным, становится ложным, обманчивым, фантастическим, нереальным. Ощущение нереальности всего окружающего должно быть очень сильно.
Пока такое существо научится сознавать реальности другого, высшего порядка, пока оно поймёт, что за разрушающимся старым миром открывается бесконечно более прекрасный — новый, пройдёт много времени. И всё это время существо, в котором рождается новое сознание, должно переходить из одной бездны отчаяния в другую, от одного отрицания к другому. Оно должно всё отвергнуть кругом себя. И только отказавшись от всего оно получит возможность перехода к новой жизни.
Когда начнётся постепенная потеря старого мира, логика двумерного существа или то, что заменяло ему логику, начнёт ежеминутно нарушаться, и самым сильным его ощущением будет то, что никакой логики, никаких законов вообще не существует.
Раньше, когда оно было животным, оно рассуждало:
Это есть это. Этот дом свой.
То есть то. Тот дом чужой.
Это не то. Чужой дом — не свой.
То есть чужой дом и свой дом животное считает разными предметами, не имеющими ничего общего, как дом и дерево. Теперь оно вдруг поймёт, что и чужой дом, и свой дом — одинаково: дома.
Как оно выразит это на своём языке представлений?
Вернее всего, что никак не будет в состоянии выразить, потому что на языке животного понятий выразить нельзя. У животного просто спутаются ощущения чужого дома и своего дома. Оно начнёт смутно чувствовать какие-то новые свойства в домах, а вместе с тем менее ясно ощущать те свойства, которые делали чужой дом чужим. Одновременно с этим оно начнёт ощущать новые свойства, которых раньше не знало. В результате у него непременно явится потребность в системе для обобщения этих новых свойств, потребность в новой логике, выражающей отношения нового порядка вещей. Но, не имея понятий, оно не будет в состоянии построить аксиом логики Аристотеля и выразит своё ощущение нового порядка в форме совершенно абсурдного положения: «Это есть то».
Дальше, представим себе, что животному с зачатками логики, выражающимися у него в ощущениях,
«Это есть это — То есть то — Это не то»
кто-нибудь старается доказать, что два разных предмета, как, [напр.,] два дома — свой и чужой — одинаковы, что они представляют собой одно и то же, что они оба — дома. Животное никогда не поверит этой одинаковости. Для него два дома — свой, где кормят, и чужой, где бьют, если туда зайдёшь — останутся совершенно разными. Ничего общего для него в них не будет. И стремление доказать ему одинаковость этих домов ни к чему не приведёт, пока оно само не ощутит её. Тогда, ощущая смутно идею общности двух разных предметов и не имея понятий, животное выразит это, как нечто нелогическое со своей точки зрения. Говорящее двумерное существо идею «это и то — одинаковый предмет» переведёт на язык своей логики в виде формулы: это есть то; и, конечно, скажет, что это бессмыслица, что ощущение