Читать интересную книгу Коммунист во Христе - Павел Кочурин

В этом высказе Коммуниста во Христе Ивану услышалась исповедь и напутствие ему, потомку рода хлеборобов Кориных. Иван знал, что Старик Соколов исполнял тут наказ дедушки Данила. Как вот настает пора вызревания хлебов, плоду на дереве, так и тут подсказалась жизнью пора узнаваќния назначенного тебе завета. Все нажитое прадеда-ми и дедами выметеќно из душ потомков. И уже невдомек, отчего это так наладится твое житье. Но думы о вечном все равно от тебя не отходят. Под неотстуќпностью их прозрева-ет и сознание. Никакое новое не может взяться из ни от чего. Это говорил Ивану и сам де-душка. Но все стушевывалось и размывалось под напором демиургизма. Память все на-стойчивее начинала что-то подсказывать… Старик Соколов и уловил в Иване перемеќны, высказал завет дедушки.

Дав улечься мыслям в голове Ивана, Яков Филиппович как бы указал ему на того невидимого тленного чудища, в утробе которого все они и оказались:

— В черном нутре своей жизни мы все и очутились, и начали истлевать. И от того это, что слово Божье и законы его попрали. А коли к благому зова не стало, то и забыли о сатане. А ему, лукавому, то и надо. Глазеет на нас таких и радуется. И подзуживает каж-дого по отдельќности. В сумятице и пляшем под его дуду… А так ли поведено люду жить?.. То-то и оно… — Коммунист во Христе кивнул головой, уверованный, что Ивану известен ответ, доска воду т зал: — Отдавай матушке земќле все, что от нее берешь, не оскверняй ее, творящую. Не лей в ого, чего сам пить не станешь. Будь чист и чистоту береги… Вот в Библии Бог вещает пророку: пеки ячменные лепешки принародно и замешивай их на че-ловеческом кале. А когда пророк взмолился. Бог поќсоветовал вместо кала брать коровий помет… — Старик Соколов посќмотрел на Ивана без усмешки. Иван ответил вопроситель-ным взглядом; может так же, как и пророк Богу… — Все в Святом Писании иносказно, ра-зумения человеческого требует. Глазом гляди, ухом слушай, а умом раскидывай, о чем притча. Иначе-то как тебе сегодняшнему о будущем было сказать. Сам о деле благом и чистом помышляй… Что входит в тебя, все чисто, а выходит — нечистое. Это Христос из-рек. Нечистое, выделенное из чистого, на поле хлебное внеси. Земля все снова и преќвратит в чистое. И не будет в питье твоем и в еде твоей кала и поќмета. Вот вы навозохранилище устроили при ферме. И не станет Божеќская вода разбавляться жижей навозной. И не бу-дем есть лепешки, замешанные на кале и помете, что Бог пророку в назидание грешным насулил.

Иван выслушал с каким-то изумлением, не спрашивая ни о чем Старика Соколова Якова Филипповича. Это были и его самого думы, не взявшиеся еще разумом и оставав-шиеся без высказа… То же навоќзохранилище, задумано больше для отчета: вот механизи-ровали. Но выходит — по Божьему промыслу. Дела такого сама природа требует. И впадает это в голову тем, кто у самого дела стоит. И почто бы демиургенам висеть опасным гру-зом над головами творящих жизнь. И верно что — лукавому коли на руку.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Знаменье бед.

1

Напутный разговор в келье Коммуниста во Христе как бы и иссякал. Из былого настоящее и будущее взрастает. Но вот что-то было еще и не высказано. Иван это чувст-вовал и ждал. Яков Филиппович осознавал, что он ничего такого не поведал внуку де-душки Данила. Дедушка сам забоќтился, чтобы Иван знал, кто они, Корины. И все же по-считал нужным повторить для нынешнего Ивана урок дедушки. И келью свою, и храни-мую в ней жизнь, потаенную от глаз завистливых, выказать. И тем приобќщить не пахаря, а уже инженера, к тому быту и тем заботам, коими жили прежние ладные мужики. От них жизнь к тебе идет и длиться.

Яков Филиппович встал со стула, поднялся с осанкой пророка над суетным мирст-вом. И опять как-то осязаемо промолчал то, что било высќказано. Вроде ценную вещь при-жал чем-то тяжелым. И у Ивана вызвалось новое осознание разговоров, и теперешних, и слышанных от дедушки Даќнила. И он повторил в себе осудно: "Все мы ныне обо всем го-ворим без причаства к делу, балаболим. Дела в воле нет, оно стало неволей и мы к ней привыкаем, и привыкли. Слово в воле и деле должно нас восќкресить к своей жизни".

Стоя посреди свое комнаты-кельи и глядя в застенное пространство, будто сверля небесную высь над домом лучом света своих глаз. Старик Соколов сказал:

— Я вот из тогдашнего своего мира, соблазненный лукавым, в коммуќнисты полез. Как в пещеру темную по любопытству опустился. Выход из нее тут же и замуровался.

Секрета для Ивана в таком признании Якова Филипповича тоже не было. То, что в разгар гражданской войны он парнем ушел из староверского дума с красным комиссаром, было объяснимо. А вот как узналась им тайна Татарова бугра… Похоже, об этом он и хо-тел рассказать. И начал разговор с покаяния: "Впал в буйство греховное", — но тут же как бы и

оправдывал свой поступок.

— Отряд зеленых нагрянул. Я за комиќссаром и увязался. Как было сразу-то понять, кому куда идти. Кто краќсными, кто белыми и соблазнялся… По второму году службы судьба и свела меня с большим начальником, зазывал он к себе подчиненных и все поро-ки ихние, как по бумаге прочитывал. Поворачивался к больно лютующим спиной, на за-тылке у него открывались бусины-зенки. — Яков Филиппович глянул на Ивана, оговориќлся, — сказать-то такое вот скажешь, а как в то поверить?.. Но молва шла и прозвали его затылоглазным. Отцу твоему о том говорил и тебе повторю. Не от кого чтобы узнал, а от меня… Однажды потребовал он бумаги от нашего комиссара, и наказал, чтоќ бы я их к не-му принес. Шел, с жизнью прожался. А он тут же по имени и отчеству меня назвал и стал спрашивать, откуда я родом. На бумаги и не взглянул, говорю, а признаться боюсь, что из староверов. А он мне: "Ты, Яша, не таись, я о тебе и так все знаю". Имена и отчества ба-тюшки и матушки моих назвал, сестер и братьев, предрек всем им лихо лютое. Я стоял столбом, в землю вкопанным, а он глядит на меня и от себя не отпускает, лотом дает на-каз: "Вот что, говорит, тебе, Яша, назначено — огласить тайну. За рекой там у вас бугор есть, Татаровым зовется. В нем дух ведуна томится и вещает несчастья. Знак тебе будет дан, когда отвести от люда беду. Тому о том поведай, в ком веру увидишь". Оно так и вышло. Дедушке твоему я и сказал. Но воли нам тогда не было. Видение нам с отцом тво-им изошло, и знак дан клятое место очистить. То и свершилось. Гадать и ждать остается, какие дальше грядут перемены. Храма вот нет, где бы испроќсить помощи у Всевышнего, и вера у люда поникла… О явлениях тайќных и чудесах в Писании Божьем говорится как о вседневной жизни, и нам с отцом твоим как бы в обыденье все увиделось. А сказать, опять же, и тебе вот, не сразу решишься. И молчишь, будто ничего и не было. А как не было, коли увидено тобой… Поди ведь отец-то и сказывал, — спросил Яков Филиппович. Иван кивнул. — То-то и оно. Русь грехами испытывается и очищается, чтобы через вы-страдания стать богочеловеческой. Тайна грехов людских тому открывается, кто уверо-ван во блаќго мирства. Их он и оборевает действом благим.

Старик Соколов ушел в себя, вроде к чему-то прислушиваясь, глядел в красный угол своей кельи, где на иконной полке лежали божественные книги, загораживающие образа Христа и Божьей Матери. Иван понял, что в этот миг Коммунист во Христе тво-рил молитву в уме. Может каясь в своем высказе, усматривая и в этом невольный грех. В чем-то переќборов себя, присел к столу, и опять перенесся к той далекой поре — к граж-данской войне. По его она и теперь все еще длилась. Только стаќла скрытней, хитрей. Но повсюду все те же красные и белые. А во главе их батьки махно. Сразу и не узришь, по какую кто сторону, то ли по красную, то ли по белую. Вместо шашек наголо и тачанок — более страшное и каверзное оружие — блудное слово от самого антихриќста, несущее по-гибель. Та война в нас — как подземный пожар потаенќно и тлеет. А когда потухнет?.. Тух-нуть-то она должна в самом челоќвеке, внутри каждого по отдельности. Через то только и покою в миру настать. А как длинен путь батьков махно, переродившихся в демиургенов — кому угадать?..

— Комиссару-то нашего отряда, — будто о случившемся только вчера, поведал Яков Филиппович, — тот затылоглазый вождь тоже предрек гиќбель. Сказал о нем мне: "Кто сам не жалит, на том жала свои ядовиќтые черные завистники испытывают". Не самому комис-сару о том скаќзал, а мне, его вестовому, судьбу его предрек… да и сам он, затылоглазый вещун, не сдобровал. Своим ядом себя же и отравил. Зло-то, оно всегда зло, если даже и на злодеев направлено… Хоронили его с большими почестями. Как же — с самим Лениным знался. Были ли у неќго глаза на затылке, как знать. Кто и видел, так умолчал. Иначе-то как — власть порочить, признать, что дьявольская она. Но люди, уходя от него, умирали, такое было.

Как бы понуждая Ивана задуматься над своими высказами, Яков Филиппович пе-рекинул мысленный мостик от того времени к своим, сегодняшќним дням: