дротиков противника рухнули под их стрелами, а затем включились в эту продуктивную работу и мы. Мой болт завалил еще одного метателя дротиков, как раз замахивающегося для броска, рядом с ним рухнул пращник, а за ним еще один метатель дротиков. Включились наши пращники, снова выстрелили лучники, мы заряжались, а из леса выбегало новое мясо, и некогда было считать его по головам…
Дружный залп наших пращников выкосил передних нападающих, но остальные с ревом перли напролом. С двадцати примерно шагов я вогнал болт прямо в раззявленный рот одного из них и резким рывком – некогда было возиться с «козьей ногой» – вздернул тетиву на упор «ореха». Бросок дротиков с десяти шагов смел еще один слой атакующих вражин, которые все никак не хотели кончаться. Словив тяжелый дротик в грудь, рухнул копейщик передо мной, а мой болт остановил лохматого бугая со здоровенным топором, вознамерившегося проникнуть в образовавшуюся брешь и расширить ее. Но лезли новые, и не было уже времени перезаряжаться…
– Возьми, господин! – непонятно откуда взявшийся Нирул протягивал мне мое копье, которое в пути нес на плече вместе с моим старым арбалетом.
– Пригнись! – рявкнул я ему, ухватывая древко копья поудобнее. – Держи! – я выпустил из левой руки арбалет и схватил цетру.
Как раз вовремя я перевооружился – шеренга наших копейщиков смялась под напором врезавшихся в нее нападавших, и нас поглотила свистопляска рукопашного боя. Мое копье с хрустом вошло в бок противнику, остервенело лупившему фалькатой по щиту одного из наших копейщиков, да так в нем и застряло – я выпустил его и выдернул меч. Очередной дротик летел в меня, и я принял его цетрой на рикошет, а метнувший его попер на меня с дубиной, замахиваясь. Руку со щитом я напряг впустую – удара не последовало, поскольку оператор самодельного суковатого охреначника уже оседал набок со стрелой в глазнице. Его место занял следующий – вообще с деревянными вилами. Я легко отразил их удар цетрой – это был явно вчерашний мирный пейзанин, не обученный правильному бою – и отмахнул их острую развилку мечом. Тот бросил бесполезную палку и потянулся за топором, но я уже распрямлялся в выпаде. Цетра у него имелась, но какая-то уж больно легкомысленная – сплетенная из ивовых прутьев и обшитая кожаными лучиками в виде стилизованного солнышка. Разве ж это щит? Мой клинок проник между прутьями, легко раздвинув их, и проткнул ему брюхо. Выдергивая меч, я заполучил и застрявшую на нем горе-цетру, которую тут же размочалил парой ударов об башку следующего противника, после чего стряхнул на хрен ее остатки, а самого полуоглушенного вражину продырявил фалькатой один из наших камрадов. А потом нападающие как-то вдруг резко кончились, и остались одни только убегающие, которых продолжали прореживать вдогонку лучники с пращниками.
Я быстро вытер окровавленный клинок об один из трупов, вкинул его в ножны и выхватил у Нирула свой арбалет. Потянулся за болтом и не нащупал в своем колчане ни одного. Млять! Так и есть – рассыпал в горячке рукопашной мясорубки!
– Возьми! – болт лег мне в руку, я машинально уложил его в желобок арбалета, прицелился в загривок одного из драпающих, спровадил его к предкам и только тут вдруг сообразил, что голосок-то…
– Ты?! Млять! Мать твою за ногу!
Велия виновато опустила глазки, в которых плясали веселые и проказливые бесенята, но вместо ретирады в тыл деловито протянула мне еще один болт.
– Мыылять! – нормальных членораздельных возражений у меня не нашлось, а среди убегавших мелькнул один в драном плаще, что-то смутно напомнившем мне, во мне победил охотничий инстинкт, и я прицелился в него. Треньк! – и мой болт отправился навестить свою жертву…
– Мыылять! – буквально перед самым попаданием на линию выстрела выскочил ошалевший от страха беглец, схлопотав не ему предназначенный гостинец, а тот, в плаще, обернулся, и я увидел смутно знакомую чернобородую рожу. Девчонка протянула мне новый болт, но бородатый, взглянув на убитого, мигом сообразил, что к чему, и скрылся в зарослях…
15. Наши в городе
– Мыылять! – прорычал я снова, после чего вернул не понадобившийся болт в колчан и знаком велел Нирулу собрать остальные.
– У тебя все мысли о продажных женщинах, хи-хи! – заметила Велия. – Ведь «милят» – это продажная женщина?
– А ты откуда…
– Вы так часто выражаетесь, когда говорите между собой, что от вас научились уже и наши турдетаны. А некоторые из них не слишком осторожны, когда делятся новым знанием с другими. Так я права?
– В общем – да, права, – врать не самый лучший выход, если это потом придется делать слишком часто, и я решил не лезть в этот капкан. – Но часто мы называем так и какую-нибудь оплошность, неприятность или неожиданность.
– Мне так и показалось, хи-хи! Вряд ли ты думал о женщинах, когда целился и стрелял!
По наивности я решил, что инцидент исчерпан, но не тут-то было!
– А «хриен» – это то, что ублажают с помощью «милят»? – пальчиком она не ткнула, но глазками указала верное направление.
– Так ты что, все поняла? Ну, когда я облаял тебя…
– Не все, но достаточно, чтобы догадаться об остальном, хи-хи!
– Ты обиделась на это?
– Ну, ты же говорил на своем языке, которого мне понимать не полагается, хи-хи! Вот если бы на нашем…
– А почему ты здесь, а не там, где тебе положено быть? – следовало все же закруглить эту скользкую тему, а нападение – лучшая защита.
– В обществе рабов и мулов?
– И ты страшно оскорблена этим?
– Я так сильно похожа на дурочку?
– Общество похабных солдафонов лучше?
– Ты обиделся?
– Зачем? Ты сказала правду, а на нее обижается только глупец. Я сильно похож на глупца?
– А я сильно похожа на тех, кому интересно с глупцами?
– И все-таки, Велия, на войне следует выполнять приказы начальников. Ты разве не слыхала приказа Тордула?
– Слыхала, но…
– Но не выполнила его. Воину за невыполнение приказа в бою после боя не сносить головы. Тебе это известно? Следовало бы хорошенько отшлепать тебя за это…
– Не надо! Ты очень больно шлепаешься, когда не в настроении, хи-хи! У меня и так уже будет синяк на попе! Вот пойду и скажу маме… что упала с мула, и мне было больно идти, хи-хи!
– Впредь все-таки выполняй приказы! Мы на войне!
– А если бы на нас напали и сзади?
– Тебя захватили бы в плен. А здесь тебя мог убить шальной дротик или камень – ты видела сама, что тут творилось…
– И что дал бы мне плен,