бедром уперлась вплотную.
– Ты теплый, но все равно холодно! – и ныряет ко мне под плащ, да еще и свой откидывает с плеча за спину, и между нами остаются лишь туники – моя и ее. И сквозь эти два слоя ткани я прекрасно ощущаю ее округлости – тугие и упругие. Ох, млять!
– Велия! – раздался из палатки голос Криулы. – Велтур, найди ее!
– Мне пора, Максим! Придется соврать маме, что ходила не «по-маленькому», а «по-большому», хи-хи! Спокойной ночи!
– Издеваешься?
– Прости, я и забыла, что ты на посту, хи-хи! Не засни тут тогда! – и убежала, чертовка – ага, докладывать матери об успешном завершении своего пищеварительного процесса…
– Ну, теперь-то хоть мне можно поспать? – ехидно поинтересовался напарник.
– Спи, кто тебе не дает?
– Сам-то не уснешь?
– Еще один! Уснешь тут!
– Гы-гы-гы-гы-гы! Это тебе наказание от богов!
– За что?
– За те муки, которые я терпел, когда ты тискал эту кралю!
– Спи уж!
– Ну, спасибо, ты настоящий друг! – И этот скот, расставив пошире ноги, всем своим весом с наслаждением оперся на копье.
Он-то дрыхнет с надежной подпоркой, а я-то тут изображаю столб безо всякой опоры, да еще и находящийся под неслабой поперечной нагрузкой – а как еще прикажете охарактеризовать в терминах сопромата мой жесточайший сухостой? Выколотил трубку, снова набил, прикурил – вроде немного полегчало. Ну, акселератка! Вот я тебе сейчас за это! Докурив, я погрузился в медитацию, накачал как следует эфирку и выпустил мощное эфирное щупальце – ради куртуазности манер умолчу, из какой именно части организма. Расширил эфирку с захватом входа палатки, после чего аккуратно нащупал эфирки обеих обитательниц – интересовала меня не та, эфирка которой пообъемистее в верхней части, а другая, у которой она покомпактнее и посвежее. Ну, держись! Отдэирю тебя сейчас во все дыры! Сперва, конечно, хорошенько огладил ее эфирку щупальцем, да не один раз, а несколько, да с нажимчиком, да по всем чувствительным зонам – я же не маньяк какой-нибудь, в конце концов, правила обхождения знаю, гы-гы! Эфирка девахи завибрировала под моим напором, и лишь тогда я ей впендюрил – эфирное щупальце, конечно, но уж по самые эфирные гланды – после чего медленно и методично проработал ее вдоль основных энергетических потоков. А напоследок сформировал ей плотный энергетический шарик – правильно, в точности посередине ее роста и с полным соблюдением осевой симметрии. Программами этот шарик накачал, конечно, соответствующими и активизировал их при завершающем мощном толчке щупальца. Вот теперь – спокойной ночи, детка, – ага, если сумеешь уснуть!
Физически, а точнее – физиологически этот эфирный процесс мне не очень-то помог, но моральное удовлетворение – тоже немало. Поскольку никто из аборигенов за мной не наблюдал, я рискнул достать свои часы «Ориент» – до смены нам оставалось уже немного. Выкурил еще трубку, подзавел часы, затем спрятал их от лишних глаз обратно и растолкал напарника. Нас сменили Хренио и еще один турдетан-копейщик, я с помощью «козьей ноги» аккуратно снял тетиву арбалета со взвода, прогулялся до ветра в кустики и, с сознанием выполненного долга, поплелся давить на массу. Спасибо Тордулу, людей он в караул всегда ставит достаточно, и больше одной смены за ночь никто у него никогда не бдит и столб не изображает. Прокачав эфирку, я провалился в сон…
– Мать вашу за ногу! – прорычал я, когда меня растолкали утром. – Уроды, млять, ущербные!
– Да ладно тебе, Макс, завтра свой сон досмотришь! – посочувствовал Володя.
– Этот – уже вряд ли!
Ни один из наших не понял, что я имею в виду, зато очень даже понимающе загоготал абориген-напарник. Я кинул ему за это в лоб сосновую шишку.
– Милят! – доложил мне этот «сипай» об удачном попадании и кинул ее в меня.
– А хрен тебе! – уведомил я его о промахе и проснулся окончательно. Но все равно уроды! В том грубо прерванном этими скотами сне я не столько наблюдал, сколько действовал, и действовал весьма приятно. В общем, приснилось мне вполне физическое воплощение в жизнь того, что я устроил поздним вечером этой шаловливой акселератке на эфирном плане. Близился завершающий аккорд действа… ага, близился, да так и не приблизился. Ну, уроды, млять! Ненавижу эту гнусную армейскую команду «Подъем»!
– Так чего снилось-то? – допытывается Володя.
– Иди ты на хрен!
– Кажется, я догадываюсь, – вкрадчиво проговорил испанец.
– Если догадываешься – так и подержи при себе, ладно?
– Гы-гы-гы! – эти двое тоже догадались.
– Мать вашу за ногу!
– Ну, извини! – хохотнул Володя. – Сам понимаешь, распорядок.
– На хрену я видал этого Распорядка!
– А мы думали, ты видал на хрену кое-кого другого! – схохмил Серега.
– Пасть порву! Моргалы выколю! В угол поставлю! – раздражение уже прошло, но надо ж прекращать этот балаган.
– Доцент, ну зачем ты такой злой? Как собака!
– Женится – подобреет, – прикольнул спецназер. – Ты как, Макс, договорился уже о свадьбе? На калым заработков хватит?
– Тримандогребить тебя в звиздопровод через звиздопроушину!
– Чего, слишком большой калым за нее просят? – поинтересовался этот скот, когда оторжался вволю.
– Там видно будет, – буркнул я.
Калым не калым, но какой-то выкуп за невесту здесь, конечно, тоже в обычае. Но камешки приныканные засвечивать категорически противопоказано, а официально, то бишь «на одну зарплату», я гол как сокол.
– Ничего, скоро Кордуба! – подбодрил наш мент за завтраком.
– Кордуба! – восторженно взревели «сипаи» за соседними кострами.
А от костра возле палатки стрельнула глазами Велия – озадаченная, задумчивая такая, серьезная, а глаза усталые – явно не выспалась. Поймав ее взгляд, я весело кивнул и подмигнул ей, и она смущенно опустила глазки. То-то же!
На марше Володя загорланил:
Который день, который день шагаем твердо,
Нам не дают ни жрать, ни пить, ни спать!
Но если ты поставлен в строй когорты…
– Отставить! – рявкнул я ему, узнав песню.
– Яволь, герр фельдфебель! – дурашливо гаркнул тот. – А что так?
– Припев данной конкретной очень даже неплохой в целом песни политически несвоевременен, – пояснил я ему менторским тоном армейского замполита. – Сипаи могут понять некоторые словечки, а к Риму тут отношение – ну, скажем, своеобразное…
– Понял! На хрен, на хрен!
Собственно говоря, «когорты Рима, императорского Рима» не так уж особо и страшны. Слово «когорта» в устоявшийся обиход еще не вошло – далеко еще до военной реформы Мария, а Рим только на русском языке звучит так, а в Средиземноморье – Роме, Роман или Ромен, но вот «легион», который непобедим – это не есть хорошо. Он на всех языках примерно так и звучит. Но это в современных армиях могут