- А что он был за человек?
- Холеный. Кавалерист. В технике не разбирался. Коня своего напинает сначала, прежде чем сесть. А сядет - обязательно с фасоном. Конечно, его вина большая, что батальон всю матчасть потерял, поэтому нас и расформировали. Я первое время в штабе дивизии на подхвате был, потом к вам направили. Соломин же незадолго до войны вышел из заключения. А сидел за то, что жена у него полька. Может быть, из-за этого и была у него обида на советскую власть...
Шапошников задумался: "Сколько потеряли по своей же глупости, расхлябанности, оттого, что не знали толком людей...".
Вечером Шапошникову доложили, что группа лейтенанта Барского блокирована в скотных дворах за деревней Михновкой. Всю ночь оттуда раздавались выстрелы. Никто из группы не вернулся.
- Очевидно, все погибли, товарищ капитан. Можно не ждать, - с горечью сказал Бакиновский Шапошникову. - Эх, Барский, Барский... Не сумел, видимо, проскочить незаметно. Лейтенанта Абрамова готовить? Это моя последняя группа, если не считать Шажка.
- Подождем, - ответил Шапошников, - готовьтесь лучше. Успех поиска должен быть гарантированным. Подумайте, как это сделать.
- Как сделать... Сколько ни думай, а все зависит от удачи. Оборона у немцев здесь сплошная, все подходы простреливаются. Может быть, опять разведка боем?
- За одного пленного платить десятками жизней?
На следующий день расчет сержанта Михаила Хренова из зенитно-пулеметной роты лейтенанта Николая Пизова подстрелил легкий бомбардировщик. Самолет сел на болото недалеко от штаба 771-го полка, и тут же к нему побежали десятки людей. Из кабины вылез летчик, но, видя, что к нему приближаются русские, застрелился. Второй пилот начал, было, отстреливаться, попал в одного, но и сам был убит наповал чьим-то выстрелом из винтовки. Пехотинцы, облепив самолет, как муравьи, вытащили из кабины третьего летчика.
- Ребята! - удивленно крикнул кто-то. - Да он же без ног! Смотрите культяпки!
- Ишь ты, патриот фашистский, - со злостью сказал сержант Хренов. Тащите его, ребята, в штаб полка.
- Молодец, - подошел к Хренову лейтенант Пизов, - у тебя это четвертый?
- Два "мессера", "юнкерс", а теперь вот и "хейнкель", - довольно ответил Хренов.
- Кто подбил самолет? - спросил Пизова Шапошников, когда в штаб принесли на руках пленного летчика.
- Опять Хренов.
- Как это ему все время везет? - удивился Шапошников. - Один из всего полка сбивает! Самолет сильно поврежден?
- Сел на брюхо. Да его там уже разбирают все, кому не лень. Пулемет сразу куда-то утащили.
Лейтенант Николай Пизов был назначен Шапошниковым командиром зенитно-пулеметной роты после гибели под Суражом старшего лейтенанта Христенко. В полк он попал в трубчевских лесах, из окруженцев. Шапошников сразу обратил на него внимание: небольшого роста, но глаза черные, упрямые и умные.
- Откуда выходите? - спросил тогда Шапошников Пизова.
- От Барановичей. Есть там недалеко такая станция - Мир. Склады охраняли.
- Правда, что немцы долетали до вас перед войной?
- То и дело. Нам говорили: идут двухсторонние маневры. Сейчас это даже дико вспоминать. Их диверсанты связь у нас начали рвать еще с десятого июня, связистов наших подстреливали. К двадцатому июня мы к этому настолько привыкли, что ночью исправлять связь и не ходили, дожидались утра.
- А в Трубчевск с кем выходили?
- Одно время сами по себе, потом к "пролетарцам" пристали. Командир наш бросил нас в первые дни войны, ушел домой на Украину.
"Надежный, толковый парень. Воевать будет честно, - подумал о нем Шапошников. - Этот не сбежит никуда".
Не успел Шапошников допросить пленного летчика, как к нему привели еще одного немца.
- А этот откуда? - невольно удивился он.
- Едет на мотоцикле, между Бакланью и Юрково, там дорога у берега, и, видно, решил срезать угол, наши пулеметчики и подстрелили, - рассказал Бакиновский. - Лежит, колеса у мотоцикла крутятся. Решили сплавать Богомолов из роты Вольхина. Он и подстрелил. Сел в лодку - и на ту сторону. Как немцы его не увидели - удивляюсь. Спали, наверное. А этот фриц даже не ранен был, только каблук пулей отбило. Без оружия и ехал. Богомолов подполз - он сам и руки поднял, и мотоцикл покатил - вполне исправный, ребята пробовали заводить.
- Да, вот так подарок. Иоффе, спросите его: куда он ездил?
- Возил приказ в штаб полка о переброске их дивизии на другой участок фронта, - перевел Иоффе.
Шапошников сразу оживился:
- Какой он дивизии? Восемнадцатой танковой?
- Да, а южнее, говорит, стоят части двадцать девятой моторизованной, четвертой и третьей танковых дивизий. Их дивизия будет сменяться первой кавалерийской.
- Спросите его: когда они собираются наступать?
- Не знает, не интересовался. Говорит, что он до войны пекарем был, в Вене. Спрашивает, где у нас здесь почта.
- Это зачем ему?
- Хочет матери пятьдесят марок отправить, в плену они ему все равно будут не нужны.
Все засмеялись.
- Ну и фриц. От нас матери в Германию деньги посылать! Вот чудак-то.
- Тихон Васильевич, - попросил Шапошников капитана Филимонова, - срочно доставьте пленного в штаб дивизии.
"А ведь это интересно, что их дивизию отсюда снимают. Видимо, готовят группировку для удара", - подумал Шапошников и сказал Бакиновскому:
- Сегодня ночью надо обязательно взять еще одного пленного. Готовьте группу Абрамова.
- Разрешите я сам схожу, товарищ капитан.
- Разве больше некому?
- Шажок только вчера ходил, отсыпается. А Абрамов - что-то глаза мне его сегодня не нравятся: убьют еще.
Поздно ночью Бакиновский разбудил Шапошникова.
- Товарищ капитан, есть пленный, кавалерист!
"Неужели танковая дивизия уже ушла? Быстро...".
- Разбудите Иоффе. Как ты его приволок? Сам брал? - спросил Шапошников, затягивая ремень.
- Нет. Помните, я говорил, что есть у меня один юрист недоучившийся, бывший вор-наводчик из Одессы. Он и взял. Парень безответственный, но смелый.
Быстро допросив пленного, Шапошников позвонил в штаб дивизии. У телефона был майор Кустов.
- Алексей Федорович, только что привели пленного, из первой кавалерийской дивизии. Сегодня ночью они начали менять танкистов. Значит, тот пекарь-австриец сказал правду.
- Хорошо, - сонным голосом ответил Кустов. - Я доложу Гришину. Ты смотри: пятый пленный за две недели! А в тех полках, сколько ни ползают - ни одного.
30 сентября, перед обедом, командир роты лейтенанта Вольхин сидел у своего блиндажа и сушил портянки, щурясь на осеннем солнышке. Было тихо, немцы не стреляли второй день и поэтому напряжение спало, хотелось лежать и смотреть в небо, на бегущие белые облака. - "Эх, за грибами бы сейчас..." тоскливо подумал Валентин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});