чем братская ненависть.
– А мальчику ты тоже доверяешь?
– Я доверяю отцу, которому он послушен.
Джо опрокинул стаканчик бренди. Сегодня он мог выпить, не свалившись под лавку.
Стук топора Джима смолк. Он тут же вошел в дом и подсел к Джо и Генри. Стаканчик уже стоял перед ним наготове еще до того, как он опустился на лавку у стены. Его поставила Дженни. Джим поблагодарил ее взглядом, в котором читалось твердое намерение не платить ни цента.
– Уже снова на ногах? – начал он разговор с Джо.
– Как видишь.
– Снова будете вести замеры?
– Да.
– А скауты вам нужны?
– Джентльмены – да.
– То есть без оплаты?
– Приблизительно так.
– Это бессмысленно. Так не бывает.
– Бывает. Индейцы, например.
– Если я не захочу, Топ с вами не пойдет.
– Ну, это мы еще посмотрим.
– Не верите – давайте проверим, – насмешливо сказал Джим, выпил бренди и поставил стаканчик на стол.
Дженни подлила ему.
Джо внимательно наблюдал за позой Джима и за выражением его лица и уже начал сомневаться:
– Ты что, так крепко дружишь с Топом?
– А тебе-то что. Мы же здесь ведем разговор не о дружбе, а о цене.
– Я подумаю до завтра.
– Подумай. Я тоже!
Джим выпил второй стаканчик и снова отправился работать.
Джо охватило чувство тревоги, как рыбу, которая вдруг заметила, что это не она тянет к себе наживку, а наживка тащит ее за собой. Джима он опасался. Почему, сам не знал. Вообще-то, Джо не верил ни в бога ни в черта, хотя в своем родном городке ходил по воскресеньям с женой и детьми в церковь, как положено. Не верил он ни в привидения, ни в предсказания, ни в гадания. День был ясный, бренди умеренной крепости, обсуждаемая среди практически мыслящих мужчин тема была совершенно обычная. Речь шла о плате за работу. Но Джима он побаивался. Этот парень обладал могучей силой воли, и Джо чувствовал, что он бессовестный, хотя не мог бы обосновать это чувство. Он вдруг ясно понял, что действительно только от Рыжего Джима зависит, получит ли он, Джо, этого индейца в качестве разведчика или нет.
– Что с тобой? – спросил Генри.
– Ничего. Выпьем еще по одной?
– С удовольствием. Этот парень, которого они называют Джимом, мне не нравится. Он наглый.
– Но и лихой, когда он в прерии. Помнишь тот случай, когда Джим и Топ обвели нас вокруг пальца и угнали коней?
– Да, получить обоих вместе было бы неплохо.
– Мы по деньгам не потянем!
Прошло уже несколько часов, а Джо, Джим и Топ пока не встретились. Каждый ходил своими путями. Но Джим через Бена передал инженеру свои требования. Они были довольно высокие. Джо знал, что ни одна железнодорожная компания не выделит такую сумму на простого скаута без имени и без ранга. И тогда Джо придется платить из своего кармана. Но такую возможность он даже не рассматривал.
Ближе к вечеру Джим подкатился к Генри:
– Подскажи своему господину и мастеру Джо, раз уж он не знает, что ему делать, – пусть заключит контракт со мной на нас троих: на меня, Топа и Харри. За обычную плату. Все остальное можете передоверить мне.
Генри выпятил нижнюю губу:
– Хочешь стать начальником, проходимец? Загребешь себе плату за троих и оставишь обоих индейцев как краснокожих джентльменов работать даром?
– А вам-то что?
– Да и действительно! Эти двое индейцев происходят из племени отравителей, они и меня хотели погубить своей водой. Я передам твое предложение Джо; пусть сам решает.
Генри намекнул Джо Брауну, что с Джимом можно заключить контракт, дающий тому право нанять еще двоих скаутов. Инженер тоже тотчас почуял обман, но открыто об этом не сказал, постыдился.
Через час раздумий он пожал плечами.
– Делай что хочешь, – сказал он Генри. – Главное, чтобы все трое были в нашем распоряжении.
Пока шли переговоры об этом обмане, Маттотаупа и Харка стояли далеко внизу по течению реки у небольшой рощи. Они стояли у двух соседних деревьев, прислонясь к стволу, так что каждый своей коричневой кожей и светлой кожаной одеждой почти сливался с деревом. У Харки за плечом был лук, Маттотаупа держал ружье в кожаном футляре. Они стояли так уже давно и молчали. Солнце катилось по небу своим путем и уже клонилось книзу, и за все это время ни один из них не пошевелился. Золотое свечение лучей перешло в красное; желтые воды Найобрэры отражали многократно преломленное сияние. Ветви шевелились от вечернего ветра.
Наконец наступила ночь.
В воздухе повис аромат первых цветов и запах сырой земли. Когда взошла луна и завыли волки, задрав морды к небу, Маттотаупа отделился от своего дерева.
– Я пойду сопровождать и защищать Джо и Генри, – сказал он. – Ты мой сын и последуешь за мной. Мы не расстанемся. Я сказал, хау.
Медленным, равномерным шагом Маттотаупа отправился назад к блокгаузу. Харка шел с ним, немного позади, и, когда вдали показался дом, по коже Харки пробежала дрожь. Отец этого не чувствовал, а Харка промолчал, потому что он не мог назвать другого пути. Но ярким видением у него перед глазами возник образ одного индейского разведчика, с которым он познакомился два года назад. Этого разведчика звали Тобиас, для Харки это имя было странным и непонятным. Юному индейцу почудилось, что он снова увидел туповатое выражение лица, вспомнил цинично-равнодушный характер этого человека. Он тогда его не понимал. Теперь он начал догадываться, как свободный индеец мог стать таким, и дрожь прошла по его коже еще раз.
Когда индейцы приблизились к дому, но еще не дошли до входа, Харка все-таки открыл рот и сказал:
– А я построил себе хижину.
Маттотаупа был удивлен. Он остановился и посмотрел сбоку на сына, устремившего взгляд вперед. В уголках губ Маттотаупы промелькнула улыбка, как будто маленькая птичка мягко задела их крылом, и из глаз его пролился теплый свет.
– Ты меня приглашаешь в гости на ночлег?
– Хау.
Кроме этого слова, Харка больше ничего не сказал, но и в нем одном была великая радость и надежда.
Своих коней они из загона не взяли, а пошли вместе прочь, мимо блокгауза, вверх по реке, Харка на сей раз впереди.
У Маттотаупы и Харки была пружинистая, широкая походка степняков, которым приходилось не только скакать верхом, но и преодолевать большие расстояния пешком. Верховая езда без седла, управление конем только усилием ног, пешие переходы укрепляли жилы и мышцы ног равномерно. Как и все индейцы, оба дакота при ходьбе наступали сперва не на пятку, а