Войска армии, как и чехословацкий армейский корпус, были сильно измотаны после трехмесячных боев в тяжелых условиях Карпат и ненастной погоды, поэтому до половины января они находились в обороне вдоль Ондавы.
Мины, мины, мины...
2 декабря 1944 года я оказался по делам службы в деревне Хотча у Стропкова. Деревня была целиком выжжена. От деревянных домов остались лишь печи. Закопченные трубы одиноко торчали на фоне неба. Возле пожарищ молчаливо стояли в неподвижных позах бессильные в своем горе старушки в шерстяных платках. Они бросали на меня исступленные пронизывающие взгляды, которые говорили о крайней степени отчаяния. Женщины Хотчи, когда-то такие милые и веселые, теперь стояли с воспаленными от слез глазами, но уже не способные плакать.
За деревней валялись туши погибшего скота. Возле костра сидела группа советских солдат. В руках у них были письма с родины. Шел дождь со снегом, а кругом - вода, болота и сплошная трясина.
4 декабря штаб корпуса переместился из польской деревни Барвинек в Вельке-Буковце под Стропковом. Этот большой населенный пункт, не пострадавший во время боев, теперь оказался в весьма затруднительном положении. Немцы с дьявольской изощренностью заминировали все его окрестности. Только в этой деревне саперы сразу же после вступления обезвредили до 5 тысяч мин. При повторной проверке было изъято еще 1600 различных взрывных устройств. Казалось, этому не будет конца. То и дело раздавались взрывы, и каждый такой случай кончался трагически. Количество жертв росло, становилось все больше свежих могил. Одному солдату миной оторвало ногу, другому - руку, третьего разнесло на куски.
Помню, один солдат пошел в сарай за сеном. Я крикнул ему об осторожности, но он отмахнулся. Через секунду раздался взрыв, послышались крики: у солдата оторвало руку, были выбиты глаза.
В саду под окнами школы из земли торчали три неразорвавшиеся бомбы. Смотреть на них было мало приятного. Возле них в луже валялись школьные тетрадки. Я поднял тетрадь Марушки Венчишиной и перелистал страницы. Бог знает, какая судьба постигла эту восьмилетнюю девчушку!.. Ровный почерк будто раскрывал передо мною трепетное детское сердце и хоть на минуту заставил забыть о войне, о торчавших из земли бомбах.
Гитлеровцы часто минировали также наших убитых или раненых, которые временно оказывались на территории, занятой противником, или там, куда проникали его разведгруппы. В результате чувствительные потери несли воины-медики, когда они оказывали первую помощь, и похоронные команды при эвакуации павших с поля боя.
Особую опасность представлял снегопад. Фашисты минировали местность в районе передовой обычно ночью. При этом у них не было необходимости закапывать мины: достаточно было просто сунуть их в сугроб, а остальное довершал снегопад. Роковым оказался выпавший на Ондаве снег для капитана Носека и трех советских офицеров, которых он сопровождал в поездке вдоль линии фронта. Никто не знает, кто из них первым вступил на минное поле, покрытое свежевыпавшим снегом. Однако, когда другие офицеры бросились на помощь первому раненому, все они тоже подорвались.
Гитлеровцы проводили минирование со всевозможными ухищрениями. Некоторые противотанковые мины взрывались только после неоднократного наезда, причем многие из них были соединены с артиллерийскими снарядами. В домах противник также оставлял различные коварные ловушки: мины оказывались в постелях, в печах, под окнами, в дровяных сараях, на сеновалах, в начищенных сапогах, в уборных, под лестницами, за дверьми и т. д. Никто из нас не мог чувствовать себя в безопасности, мы жили как на бочке с порохом.
На реке Ондава
28 ноября 1944 года после выхода на левый берег Ондавы закончились длительные кровопролитные бои за Карпаты, за первые метры освобожденной родины. Советская Армия в этот период уже вела подготовку к крупному зимнему наступлению на широком фронте от Балтики до Карпат.
Полоса 1-го чехословацкого армейского корпуса оказалась, таким образом, на второстепенном направлении, поэтому его переход к обороне на реке Ондава был оправдан.
Начиная с 6 декабря 1944 года полоса обороны корпуса постепенно расширялась и достигла 38 километров по линии Цехания (деревня под Главным Карпатским хребтом), Вышний Орлик, Свидник, Строчин, Стропков, Брезница. На этой весьма протяженной линии расположилось шесть измотанных в боях пехотных батальонов, которым до 19 декабря оказывали поддержку артиллерийские части наших бригад и корпуса. Широкий, но незначительный по глубине боевой порядок корпуса не был сплошным. Он состоял из редкой сети узлов обороны, промежутки между которыми охранялись дозорами. Передний край нашей обороны на важных направлениях обеспечивался минными полями и проволочными заграждениями. Противник, оторвавшись от чехословацких частей, отвел свои войска и занял заранее подготовленную оборону на правом берегу Ондавы.
У командира корпуса и командиров бригад прибавилось немало хлопот по организации обороны 40-километровой полосы, поскольку сил для этого было недостаточно. Однако они старались скрупулезно рассчитать все силы и средства и пускать их в ход только в случае крайней необходимости. В конце декабря почти всю артиллерию корпуса перебросили для подготовки наступления севернее Карпат. В корпусе осталось лишь небольшое количество орудий и 120-мм минометов. Все это, конечно, значительно снизило ударную силу нашей пехоты. Положение сложилось довольно серьезное, так как с начала декабря противник превосходил нас в живой силе и технике и создал за- рекой сильную оборону.
На фронте стояло затишье. Природа погрузилась в задумчивую дремоту, и было не похоже на то, что на заснеженной местности по обе стороны реки укрылись десятки тысяч солдат, которые отогревались в землянках и с утра до вечера торчали возле своей техники. Вооружившись сильными биноклями, они следили за противником и с окрестных высот изучали каждый метр неприятельской территории. Но ни единой живой души не было видно. Во избежание неожиданностей наши части днем и ночью вели интенсивную разведку и посылали дозоры. Мелкая речка не чинила препятствий, и обе стороны засылали разведывательные дозоры через промежутки в боевых порядках с целью захвата "языков" и получения информации. Особенно напряженное положение в нашей обороне, как я уже говорил, создалось после ухода артиллерийских полков под Ясло. Постоянные вылазки вражеских разведчиков и дозоров, ежедневная угроза нападения сильно изматывали командиров и весь личный состав. В этих условиях важную роль сыграли отличная маскировка и скрытность.
За всякое пренебрежение к противнику приходилось расплачиваться. Помню случай под Стропковом. Во время разведки мы неосторожно выдали себя при переходе с одной высоты на другую. Земля вокруг нас неожиданно заходила ходуном. Валились деревья, в воздухе летали обломанные ветви. На нас обрушилась лавина оглушительного грохота разрывов. Мы залегли, а огонь противника все усиливался. Начали разрываться снаряды артиллерии, расположенной где-то далеко за линией фронта. Опасаясь ранения, я прижал лицо к земле и, чтобы отвлечься, стал рассматривать торчащие перед глазами кусочки глины. Она издавала присущий ей запах и властно притягивала к себе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});