— … потомки египетских фараонов?
— Выходит, что всё так.
— Значит, ты — наследних двух царств? Это тебя так испугало? — закончил мысль Вараввы лекарь.
— Наверное. Считаешь, именно поэтому нам нельзя смешиваться с другими народами? Чтобы сохранять чистоту крови?
— Чистоту крови? — переспросил Габриэль, пытаясь до конца узнать, что же известно Варавве о крови фараонов Египта.
— Не понимаю, почему это скрыли? Зачем намеренно говорить, что сыны Израиля кочевники, но не потомки фараона? Как ты думаешь, равви? Ведь слово «Сарра» по-египетски означает «принцесса», а «Авраам» — «отец народа Ра», то есть правитель над простыми египтянами, это царские титулы. Может, и сам Авраам был сыном фараона, но незаконнорожденный…? — тут он осёкся, вспомнив, что его самого считают незаконнорожденным и потому бесправным.
— Думаю, раз предки предпочли отойти от своих корней, стало быть, они стыдились их. И считали родство с фараонами позором. Может, они решили начать новую жизнь, не обременённую прошлыми… возможно кровосмесительными преступлениями или ещё чем-то, чего обычно стыдятся люди и скрывают. Возможно, Авраам выкрал сестру по её согласию из дома их отца фараона, чтобы избежать позорного инцеста? А потом они жили просто как брат и сестра, пока не возникла необходимость в наследнике?
— И тогда появилась Агарь?
— Возможно, что так, — согласился Габриэль.
— Сдаётся мне, что и Моисей не просто так оказался на попечении у дочери фараона, — вслух размышлял Иошу.
— Кто знает… — вздохнул Габриэль, но не стал развивать дальше мысль Вараввы относительно Моисея. — Думаю, ты прав, что никому не рассказал о словах египетского жреца. Так будет лучше для всех. И безопасней для тебя.
— Мне страшно, Габриэль. Не страшно кого-то или чего-то. А просто страшно. Душа ноет внутри. Неужели всё это правда?!
— Да, ты весь дрожишь. Тебе нужно успокоиться, иначе снова случится удар. Я сейчас принесу тебе вина, чтобы ты расслабился, — поднялся Габриэль с травы, намереваясь отправиться за вином к остальным, но Иошу задержал его за руку.
— Не надо вина, просто не оставляй меня. Если у тебя имеется с собой то снадобье, что ты давал мне прежде при кровотечении…
— С собой нет. Его нужно приготовить.
— Тогда оставь это, — отмахнулся он. — Я сейчас справлюсь. Быть может, я просто замёрз?
Габриэль подсел к нему ближе и обнял, прижимая его плечо к своей груди.
— Почему-то рядом с тобой мне спокойно, — заметил Иошу, глянув в звёздное небо, — будто я обретаюсь под невидимой защитой, будто ты мне как старший брат или отец.
— Мне кажется, что твоё царствование нужно больше твоей матери, нежели тебе. Похоже, его жаждут все, кто вокруг тебя: твоя мать, твои сторонники и друзья, твой народ, Синедрион. Но ты противишься внутри себя, — задумчиво говорил Габриэль, также всматриваясь в небо. — Ты как агнец, идущий на заклание.
— Не знаю, но во мне словно два человека. Один хочет и стремится к власти, дабы освободить свой народ, а другой — хочет спрятаться в пустыне среди кумранских ессеев. Может, этот страх и сомнение и есть проклятие рода фараонов… наряду с кровосмесительными преступлениями и другими мерзостями? — и тут же Иошу перешёл на другую тему, высвободившись из его объятий. — Скажи, а откуда ты знаком с моей матерью, Габриэль? Она как-то по-особому относится к тебе, хотя и не особо жалует. Так откуда она знает тебя?
Габриэль уже открыл было рот, чтобы ответить, но Иошу сам предположил, ответив на свой вопрос.
— Ты лечил её? Или кого-то из её родственников или знакомых?
— Да, — охотно согласился он с версией Иошу. — Это не было значительное лечение, просто лихорадка небольшая. А она потом подносила мне воды из благодарности, что я помог её отцу, — сказал неправду Габриэль.
— А, понятно. Но ей не нравится, что ты влияешь на меня.
— Влияю? И сильно? — поинтересовался он, сощурив глаза.
— Думаю, да, раз она так волнуется. Понимаешь, я не просто хочу вернуть власть и право на царствие. Дело не в хотении.
— Ты хочешь завоевать Египет? Хочешь вернуть его своему народу?
— Я хочу спасти свой народ, — уклончиво ответил Иошу. — От голода, от болезней, от мнимых страхов и унижения, от произвола жрецов храма и ревнителей Закона. Именно поэтому я учусь у тебя не только врачеванию. Когда я стану царём, я сделаю тебя придворным лекарем. И ты обучишь всех лекарей, которых сочтёшь достойными, своим тайным знаниям, чтобы не умирали женщины и младенцы при родах, чтобы старики доживали свой век спокойно. Ты бы открыл школу лекарей и прославил бы этот город, как прославили иные учёные Рим и Афины, Александрию и Фивы. Ты согласен, равви Габриэль? — он снова заглянул в его глаза.
— Но я не равви, Иошу. Я просто странник.
— Нет, ты не просто странник, — хитро улыбнулся Иошу и покачал головой. — Ты великий мудрец и волшебник. И нашему народу повезло, что ты забрёл в наши края. Нам послал тебя сам Великий Дух. И думаю, не случайно. Может, ты поможешь вернуть величие моему роду? А возможно, вернёшь и в Египет?
— Ты смущаешь меня, Иошу, — засмущался Габриэль и опустил глаза.
— Мне бы не помешал такой советник при дворе, такой, что не раболепствует предо мной, но говорит то, что на самом деле в сердце имеет.
И Габриэля обеспокоили последние слова. Он отнюдь не собирался светиться на всеобщем обозрении у смертных. Иошу Варавва был неплохим человеком. И он знал, что Первосвященником ему не стать законно, ведь в его внешности были отчётливо видимые изъяны. Одним из таких изъянов была раскосость. А вот царём он мог быть даже очень. Но это тоже почти нереально…
— Скажи, Иошу, почему ты Иуду Шимона называешь Сикариот? Разве он наёмник или тайный убийца, а не богатый купец?
— О, нет, Габриэль. Не поэтому. Он ходит за мной всегда с мечом, как страж неусыпный. Говорит, что никогда не предаст меня и, если нужно будет, бросится лично защищать меня с мечом в руке. Он порой сам себя так называет, сикариот. Он верит в меня, как никто другой. А ты, равви, почему зовёшь его Кифаил?
— Он всегда недовольный, всегда норовит поссорить меж собой твоих соратников. Он как камень, брошений в пруд и укравший спокойствие. Он будто камень преткновения, о который я запинаюсь и чертыхаюсь.
— Не любишь его, — Варавва снисходительно улыбнулся и покачал головой. — Я понимаю, его сложно понять, особенно когда он пытается всех поучать и над всеми главенствовать. Предоставь эту блажь ему, не перечь. Если бы подле меня было больше таких твёрдых «камней», я бы выстроил крепость вокруг своего царства. Он один из тех, на ком я построю свой храм Истины… А брата моего, Иуду, почему зовёшь Фомосом?
— Он хороший человек. И вы с ним похожи, как близнецы.
— А меня ты как называешь в сердце своём? — вдруг поинтересовался Иошу.
— Я мыслю о тебе как о Варавве.
— Не как о Мелехе?[15]
— А ты хочешь, чтобы я мыслил о тебе, как о царе Иудейском?
Варавва помолчал немного, будто обдумывал ответ, а потом ответил уже так, как ему хотелось, и что волновало его более всего:
— Мой народ может процветать, равви. Может. И тогда голод и болезни будут в прошлом. Народ увеличится. Мы будем торговать с соседними царствами, мы будем учить их заповедям праведности. Мы принесём им благоденствие без войны, без крови и смертей. Мы научим их быть богатыми и счастливыми. Но до этого нам самим нужно облагодетельствовать свой народ. Моисей, наверное, неспроста увёл народ подальше от Египта, от его разврата, грехов и злодеяний, заблуждений и дряхлости. Ведь прежде чем других учить быть богатыми и счастливыми, нужно самим стать таковыми. Сколько времён мы уже под гнётом завоевателей? Хватит! Мы когда-то были свободными, и должны вновь свободными стать. Согласен?
— Согласен, — кивнул Габриэль.
— Ты поможешь мне?
— На всё воля Божия, — уклончиво ответил Габриэль.
— Ты же не покинешь меня потом? — настаивал Иошу.
— Этого я не обещал тебе. Ибо я странник.
— Даже ради меня самого не останешься?
— Пока я буду нужен тебе, я буду с тобой, — заверил его лекарь, дабы успокоить Иошу, и чтобы у него перестала течь кровь из носа.
— Знаешь, прежде я не думал, что ноша правителя будет так тяжела… тяжела ещё до того, как я стану царём.
Габриэль дипломатично промолчал, как это он умел и любил делать.
Тут к ним приблизился Иуда, брат Иошу, молодой человек лет двадцати пяти.
— А, это ты Иуда? Или тебя Фомой теперь величать? — с улыбкой заметил Иошу. — Ты и в правду близнец, — вдруг подтвердил Иошу, вглядываясь в черты брата.
— Брат, там тебя уже спрашивают.
— А что такое?
— Вести пришли. Тебя ищут.
— Иду, брат мой. Иду, — он поднялся с травы и быстрым шагом направился к остальным соратникам.