государстве, — начал он как пописанному цитировать. — Этим же решением приостанавливалась деятельность всех избранных на тот момент логанов законодательной власти всех уровней.
— Да, но, — раскрыла Хазарова рот, порываясь что-то возразить, но «пруссак», числящийся знатоком подобных документов, прервал ее на полуслове.
— Да-да, милейшая Мария Владимировна, в том числе и приостановлением действия Конституции, которой он, ГКО, и не был даже предусмотрен, как и наш Высший Военный Совет.
Хазарова, молча, взирала на Рудова, округлив глаза от крайней растерянности. Казалось, что ее впадение в состояние ступора не было бы таким явственным, если бы с ней вдруг заговорил шкаф с посудой. Ее, слегка великоватый рот при этом собрался в одну яркую точку, демонстрируя одновременно крайнюю степень удивления и внимания. А вокруг нее уже начинало проскальзывать тихое веселье, которому подвел черту сам Афанасьев:
— Ну что, тетя Маша, — улыбаясь и сияя как тамбурмажор[96] перед строем на параде, произнес Верховный, — уели-таки в кои веке военные цивильных? А вы, небось, думали, что мы только «сено-солома» знаем?! Вон, какие орлы порой вываливаются из наших гнезд!
— Д-да, — все еще не отойдя от шока, пролепетала Хазарова, и тут же призналась, — мне, честно говоря, такая аналогия и не приходила в голову. Но откуда такое знание фактического материала?!
— Простите меня, Мария Владимировна, — первый раз за долгое время покраснел Рудов от неложного смущения, — но у меня все-таки за плечами ученая степень доктора военных наук, а это что-нибудь, да значит.
— Нет-нет, что вы! Это вы меня простите за заносчивость. Со мной это иногда случается. Я, конечно, отношусь к феминисткам, но и мне бывает иногда полезно словить леща.
— Хорошо. Повеселились, и будет, все-таки у нас траур в стране, не забывайте товарищи, — уже чуть более строго проговорил Афанасьев, чтобы остудить публику. — С позицией стран мы выяснили ситуацию. Она либо неоднозначна, либо вовсе пока не озвучена. А как у нас обстоят дела с отношением к России в мире? Что думают о нас, что говорят, что делают?
— Если убрать из информационных лент все, что связано со вчерашними событиями, то фон отношения к России в мире не претерпел каких-либо кардинальных изменений. Друзья и сочувствующие остались на прежних позициях, а те, кто нас ненавидел, продолжают свое дело, — начала она, тоном заправского экскурсовода, кидая исподтишка взгляды на Рудова, но тот хранил невозмутимое молчание, как статуя Командора и даже руки скрестил, чтобы быть на него похожим. — Сейчас волна негатива, накатывавшая на нас последние шесть лет, слегка уступила пальму первенства паническим завываниям по поводу распространения пандемии. Правда и здесь наблюдаются «стойкие оловянные солдатики» в лице американского Конгресса, без устали штампующего все новые и новые санкции против нас, хотя и у самих припекает после 25 мая.[97]
— И неймется же им, — едва слышно вздохнул Юрьев.
— В общем, идет довольно вялый, скорее по инерции накат за «Северный поток-2», за Донбасс, за Сирию, за урезание нами поставок зерновых на мировой рынок и прочее. Европа, в целом, хоть и согласна с претензиями, но на рожон лишний раз тоже не хочет лезть. Своих проблем по горло — маски друг у друга подворовывают. Все в рамках. Правда, тут недавно произошел инцидент в Праге с памятником маршалу Коневу. Отличились местные власти. В нарушении соглашения о сохранности памятников и мемориальных мест, связанных с событиями Второй Мировой войны, власти одного из районов Праги не только снесли статую. Но еще и вместо нее, как бы в насмешку установили унитаз. А чтобы еще больше уязвить нас, то невдалеке установили с виду неброский, но о многом говорящий памятник «власовцам», якобы участвовавшим в освобождении города.
— Ну, до чего же поганая, прости Господи, страна! — первым не выдержал «пруссак». — На карте не сразу найдешь, а вони от нее — не продышаться!
— Безобразие! — поддержал его Тучков, сурово сдвинув брови.
— Страна поганая и народец гниловатый. Всю жизнь были предателями! — согласился Костюченков.
— А когда это произошло? И какие меры МИД собирается предпринять в ответ? — осторожно поинтересовался Барышев, не склонный никогда «рубить с плеча».
— Буквально накануне. Вечером, в пятницу. Сергей Викторович дал задание заместителю по делам Европы проработать текст заявления, осуждающий акт вандализма, пожала она плечами. — Руководство считало, что в то время. Когда идет битва за «Северный поток-2» не стоит раздражать Европу демаршами, усиливающими конфронтацию сторон.
— Я вижу, что вам самой не по душе такая беззубая позиция, — заметил Афанасьев, — ну а как бы поступили вы, будь на месте своего шефа?
— Аналогично властям Праги. Только значительно хитрее, — не сказала, а промурлыкала начальник департамента печати и зажмурила глазки, ну точь-в-точь, как Багира из мультика про Маугли. Было видно, что она уже обдумывала про себя этот вопрос.
— И как же?! — дружно подались вперед все присутствующие.
— Всем известно, что стараниями Министерства обороны Чехии в двадцати двух городах России стоят памятники и мемориальные доски, посвященные «подвигам» этих башибузуков. Среди таких городов числятся крупные, такие как Владивосток, Иркутск, Красноярск, Екатеринбург, Челябинск, Ульяновск. Мэры почти всех городов, расположенных вдоль Байкало-Сибирской магистрали, поддались на уговоры и взятки хитрых богемцев. Один маленький Новокуйбышевск нашел в себе силы сопротивляться грубому нажиму. Жители города сказали, что ни за что не потерпят на своей земле памятники этому отребью. И властям пришлось прислушаться к мнению народа. Ну, так вот, — улыбнулась она хищно и жестко. — Полномочий у МИДа, решить этот вопрос самостоятельно, нет. Но… На месте министра я бы вышла с инициативой к Главе Высшего Военного Совета, чтобы тот отдал негласное распоряжение для местных исполнительных органов о том, чтобы в кратчайшие сроки, все памятные таблички, связанные с «белочехами» на территории России были убраны со своих мест под предлогом их реставрации. А там, где памятники находятся на местах массового захоронения оккупантов снабдить их, за счет местной казны (раз уж они так облажались, разрешив их установление), пояснительными надписями, расположенными рядом, с изложением того, за какие такие их «подвиги» этот памятник здесь находится. Тем самым, мы и соглашение не нарушим, и проведем просветительскую работу среди местного населения, подзабывшего, что такое настоящая оккупация.
— Хм-м, — хмыкнул Барышев и первым улыбнулся предложенной идее.
— А, что, товарищи, кажется, неплохо придумано, — заявил Тучков. — Приличия соблюдены. Буква закона не нарушена. Никто же не виноват, что эти памятники стали в нашем климате так быстро разрушаться?! А уж, что мы там напишем в пояснении, так это наше, сугубо внутреннее дело. Что хотим, то и пишем.
— Так-то оно так, — заворочался в кресле, как матерый кабан на лежке Юрьев, —