Изгои собрались завоевывать угловые земли! А ведь это идея! Это выход на многие года! Давно известно, что примерно раз в шесть лет изгоев становится так много, что они начинают угрожать государству, и приходится начинать с ними правильную войну. А теперь их можно направлять на угловые земли. Пусть завоевывают себе царство. Победят – значит уйдут. Проиграют – остатки неудачников легко перебить. Так что, действительно, имеет смысл пропустить бунтовщиков на запад. Чем он рискует, если будет обманут? Изгои, запертые в ловушке, уйдут. Но без артиллерии он все равно не может взять их, особенно если за их спинами восемь оройхонов. – Моэртал поежился, подумав, как ему придется докладывать о потерянных ухэрах. – Что еще? Сбежит илбэч… – секунду Моэртал стоял неподвижно, потом опустился в заскрипевшее кресло. Лицо его просияло. – Так вот, что это было! Не врет баба! И никуда илбэч не денется. Что ему делать на угловых землях? Там он заперт, словно загнанная тайза, а илбэчу нужен простор – большой и пустынный берег. Вот он и просит его. И неважно, откуда он добыл своего злого духа – на то он и илбэч, – Моэртал нервно растер лицо ладонями. – Что же делать? Выпустить изгоев, а потом прочесать оройхоны, каждую пядь, шавар вычерпать… Или, все-таки, окружить земли, но не входить туда, не трогать илбэча. В конце концов, он хочет строить. Так пусть строит. Харваха больше у того, кто добр с сушильщиком. – Моэртал представил, как на севере появляется не два, а дюжина сухих оройхонов, и сладко поежился. – Он не станет подобно Ууртаку просить, чтобы эти земли отдали ему. Большая провинция – это большие хлопоты и большая зависть врагов. Он предложит на совете одонтов создать там новую провинцию, которая прикроет его от вечно бунтующего побережья. Он сам станет жирным одонтом внутренних земель, и цэрэги ему будут нужны лишь для почета и славы. Лишь бы илбэч не обманул, лишь бы не сбежал… Но ведь должен хоть кто-то в мире держать свое слово!
Моэртал поднялся, хлопнул в ладоши и сказал подбежавшему охраннику:
– Срочно двух гонцов – к Ууртаку и на западную границу. И еще: боевые дюжины пусть отойдут на сухое и ждут приказов. А на мокром поставить на дальний суурь-тэсэг копье и привязать к нему это, – Моэртал, не глядя, протянул руку и обломил большую ветвь туйвана, украшенную алыми цветами и плодами, похожими на неумеющее лгать человеческое сердце.
Последний приход рроол-Гуя окончательно разорил оройхоны, и когда выяснилось, что Моэртал, должно быть испугавшись Многорукого, отвел войска, уходить решили все.
Утром, когда лагерь уже гудел, Шооран отозвал в сторону Ээтгона.
– Это на тот случай, если я не дойду, – сказал он, протягивая заново вычерченную карту. – Смотри: здесь страна вана, это угловые оройхоны, а здесь, за огненными болотами – пустая земля. Там сухие оройхоны: хлеб, вода и много бовэров. Я знаю, ты мне не веришь, но сходи – и увидишь сам.
– Ты и там был? – недружелюбно спросил Ээтгон.
– Был. Год назад.
– А чего же не остался, если там так прекрасно?
– Одинокому везде плохо. Сначала мне надо найти одного человека, и только потом я смогу пойти в эту землю.
– Хорошо, – голос Ээтгона был холоден как влага далайна, и ледяными оставались глаза. – Я пройдусь по этой полосе и посмотрю, что там.
Он сунул карту за пазуху и ушел, бормоча неестественно сдавленным голосом:
– Везде мы побывали, все повидали…
Когда последняя группа переселенцев скрылась за тэсэгами, Шооран бросил сумку, собранную лишь для виду, и отправился к далайну. Его не оставляло странное ощущение, словно он вернулся на год назад и строит дорогу в страну добрых братьев. Возможно, это оттого, что он вновь один на огромном пространстве, где даже с самого высокого суурь-тэсэга нельзя никого увидеть. А может быть, оттого, что он, пусть не называя имени, сказал другому человеку, что без Яавдай ему не нужна самая распрекрасная земля.
Странно Ээтгон принял его известие. Не о Яавдай, конечно, а о земле. Кажется, он поверил, но ничуть не обрадовался. И вообще, Ээтгон странный человек. В каждом его слове, в каждом движении сквозит ненависть. Почему? Ревнует к Чаарлаху, что тот с первой минуты выделил Шоорана из толпы? Оскорблен, что в их схватке Шооран оказался сильнее, и жив Ээтгон лишь благодаря великодушию победителя? Или, если это все-таки чудом спасшийся Бутач, он не может простить своего нечаянного уродства?
Шооран поморщился, загоняя поглубже мешающие мысли, и сказал, обращаясь к далайну:
– Ну, здравствуй.
В один день он поставил два оройхона и справился бы и с тремя, если бы ему не помешал рроол-Гуй. Он не выметнулся на берег единым махом, а долго раскачивал в небе бесконечным множеством гибких рук, выбирая, откуда напасть, а Шооран, напружиненный, готовый к прыжку, отступал по поребрику и, словно Ван из древней легенды, кричал:
– Тебе все равно меня не поймать! И я все равно буду счастлив!
Выстроенный мыс загогулиной перегораживал чуть не половину далайна, не столько нужный людям, сколько мешающий рроол-Гую, которому теперь, чтобы попасть с западного побережья королевства вана на восточное, пришлось бы сделать изрядный крюк.
На следующий день Шооран, вспомнив, что данное слово нужно держать, выстроил оройхон там, где большой мыс граничил с отдельно стоящим островом изгоев. Владения бродяг в результате уменьшились, зато у Моэртала появилось разом два сухих участка.
Еще не приступив к работе, Шооран решил, что сразу вслед за тем он уйдет отсюда. Нечего зря искушать судьбу. Многорукого он не боится, а вот людей… У каждого из них только две руки, но все вместе они куда цепче Многорукого. Не успеет схлынуть вода, как на сухое бросятся толпы народу, и чем дальше он будет в это время, тем лучше.
Уйти Шоорану не удалось. Он поставил оройхон вечером, чтобы было удобней скрыться, но пробираясь между тэсэгов в сгущающейся тьме, вдруг услышал свист. Шооран замер, всматриваясь. Рослая фигура стояла в тени тэсэга неподалеку от поребрика. Если бы дозорный не свистал от скуки, Шооран мог вылезти прямо на него. Хвала мудрому Тэнгэру, что на посту оказался растяпа!
Шооран повернул назад, в полной темноте вышел к другому краю мыса. Там тоже были цэрэги. Они даже не скрывались: фигуры стояли прямо на поребрике, в стороне тлела в костре солома и слышался голос Киирмона:
– От такой большой неудачи Многорукий едва не плачет. Страсть, как охота жениться, а жена опять не годится…
Оставалось рваться напрямую через сухие оройхоны, где каждый встречный знал его в лицо. Но и там тоже стояло оцепление. Услышав, как фальшиво напевает сидящий в засаде Турчин, Шооран прыснул со смеху. Так вот в чем дело! Нет никакого разгильдяйства, цэрэги нарочно шумят, чтобы илбэч ненароком не попался им и, в то же время, не смог уйти. Моэртал запер его здесь, чтобы он строил для провинции землю, много земли. Не так уж это отличается от приемов добрых братьев. Но там хотя бы мясом кормили, а что он будет есть тут? У Шоорана еще оставалось несколько чавг и пяток туйванов, сорванных с ветви, щедро подаренной Моэрталом. Но туйван нужен, чтобы пропитать губку, когда он пойдет через мертвую полосу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});