– Нет больше старейшин, – поделился новостью Шооран. – Их добрые братья слопали. А теперь сюда лезут.
– Братьев нам еще не достает…
– Хватит болтать! Думайте: здесь торчим или к Ууртаку уходим?
Шооран расположился чуть в стороне от остальных. Сидел на корточках, мастерил, вспоминая рассказы Маканого, маску из рыбьей кожи и убеждал себя не вмешиваться в спор. Зачем, спрашивается, ляпнул про старейшин? Только привлек к себе ненужное внимание. И без того он слишком заметен. Лишний риск ни к чему. Он и так будет рисковать, когда поползет через авары в царство толстощекого дурня Хооргона, чьи кости уже без остатка сгрызены жирхами, а потом пойдет огненным болотом в свою землю. Огромную и пустую. Там больше трех дюжин пустых оройхонов, и каждый из них может прокормить всех этих и еще многих иных людей. Только, во что они превратят его землю? Это сейчас, загнанные словно звери, они напоминают людей, а так… дай им волю и из Жужигчина получится превосходный старший брат, Суварг вновь станет цэрэгом, дюженником, а то и одонтом. Шооран вспомнил изгоев, первыми пришедших на оройхоны старика, вспомнил бегущую толпу и дребезжащие стоны бесполезно убиваемых бовэров. Нет, он не может отдать людям свою землю, они сожрут ее. Ведь это изгои образовали когда-то нищую страну всеобщего братства.
Правда, здесь же, среди грязи и смерти бегает чуть не две дюжины детишек, забывших, что значит быть сухими, и никогда не пробовавших хлеба. Это им он обещал показать дух шавара и теперь готовит страшную маску. И еще, где-то бродит Яавдай, которую он так и не нашел.
– Не надо уходить к Ууртаку, – сказал Шооран. – Есть другое место.
Все лица повернулись к Шоорану.
– Пройти вдоль мертвой полосы на земли Хооргона, – в последнюю минуту Шооран решил не говорить о новых землях, понимая, что в этом случае ему просто не поверят.
Кто-то присвистнул.
– Здесь пройдем, а дальше – как? Хооргон вана боится, он границу держит. У него же ухэры! Хрустнем, как чавга под каблуком – и все разговоры.
– Можно пройти, – сказал Шооран. – Ночью. На авары кожи накидать и пройти, пока они горят. Я ходил, ближние авары не такие горячие.
– Чего ж тогда ван не прошел?
– А ему зачем? Ну, поставит он нового одонта, так тот опять отделится.
Ненадолго все замолкли, обдумывая сказанное. Потом Жужигчин, словно радуясь чему-то, крикнул:
– Не-е! Ну, пройдем мы туда, а дальше? Там же и прятаться негде, всего побережья – пять оройхонов. Я там был, когда тот край только нашли. А потом еле убег, когда Хооргон пришел. Я знаю, там негде прятаться.
– Мы и не будем прятаться, – решив что-то, произнес Суварг. – Мы станем в алдан-шаваре жить. Пусть Хооргон прячется.
– С ума сошел! – закричал незнакомый Шоорану изгой с вмятиной от кистеня над бровью. – У Хооргона две двойных дюжины солдат, а нас втрое меньше, да увечных половина. Перебьют!
– Найдем людей, – успокоил Суварг. – Для такого дела люди будут. Выходим послезавтра. Завтра всем собраться, оружие чтобы было в порядке, бабам чавги заготовить. Будем прорываться, пока Моэртал палить не может.
Никто не возразил. Каждый знал, что если захочет, сможет остаться здесь или отстать от отряда прежде чем он дойдет до границы, например, во владениях того же Ууртака. Поэтому спор сразу прекратился, изгои начали расходиться, устраиваясь на ночь. Шооран незаметно отошел в сторону. Он хотел осуществить одну мысль, пришедшую в голову на совете.
Прежде, остерегаясь ночного нападения, изгои ставили на подходах к своему оройхону дозорных. Но теперь, когда цэрэгов шуганул рроол-Гуй, вылазки явно не произойдет, и посты не были выставлены. Но это значит, что шпионы, а их наверняка немало среди толкущегося вокруг банды сброда, побегут с докладом именно сегодня.
Шооран притаился неподалеку от поребрика и стал ждать. Прошло от силы полчаса, и на фоне потухающих облаков появилась спешащая фигура. Женщина! Что же, тем лучше. Шооран, прикрывшись полой, натянул на лицо готовую маску и неожиданно вырос перед доносчицей.
– Узнаешь ли ты меня?! – прорычал он, раздув живот, чтобы голос звучал гулко и незнакомо.
Увидав нависшую над собой уродливую светящуюся харю, женщина издала короткий нутряной вскрик и повалилась без памяти. К этому Шооран был готов. Он подхватил падающую женщину и правой рукой хлестнул по щеке. Почувствовав, как в обмякшее тело вернулась жизнь, Шооран вновь разинул усаженную иглами зубов пасть и, играя призрачной личиной, зарокотал:
– Так ты узнала меня, несчастная?
– В-ва-а… – невнятно загундосило из темноты.
Шооран едва не прыснул со смеху. Он второй раз изловил одну и ту же шпионку! Только тогда он был блестящим цэрэгом, а сегодня – злым духом, демоном шавара или еще неясно кем, за кого могла принять его перепуганная баба. Интересно было бы взглянуть на нее, чтобы потом признать на свету.
Добавив в голос хрипа, Шооран принялся вещать:
– Иди к своему одонту и скажи, что если он хочет получить то, что просил у сказочника, пусть немедленно уведет войска и две недели не смеет подходить сюда, а на суурь-тэсэге поставит знак – копье с цветком туйвана. Если же он не послушает, то из одонта станет моей тенью! Ты все поняла?
– В-ва-а…
– Ну так ступай!
Доносчица умчалась так быстро, словно оройхон был залит дневным светом. Шооран скатал маску и пошел спать.
Наутро никакого знака на суурь-тэсэге он не увидел. Впрочем, ему рано появляться: вряд ли Моэртал выслушивает доносы и днем, и в ночи. Хотя, может быть, он просто не поверил шпионке и по-прежнему хочет извести изгоев и поймать илбэча. Впрочем, Моэртал умен, и даже не веря в духа шавара, может согласиться отвести войска.
Шооран вернулся в лагерь. На полпути ему встретилась девчонка, одна из сирот, что были выкинуты на мокрое. Увидав Шоорана, она крикнула:
– Иди скорее! Там Чаарлах помирает!
Последние дни Чаарлах чувствовал себя худо и поднимался из колыбели лишь вечером, чтобы рассказать очередную историю. Но Шоорану и в голову не приходило, что старик, пять дюжин лет ходивший по мокрому, может умереть.
Вдоль поребрика царила суета. Народ сбегался со всех сторон. Ээтгон, сжимая рукоять хлыста, стоял возле постели Чаарлаха, цепким взглядом перебирая собравшихся и, очевидно, выискивая, кто мог произнести запретное слово. А сам Чаарлах с безмятежным видом сидел на постели, словно ждал тишины, чтобы начать рассказ.
– Собрались? – сказал Чаарлах, и Шооран отметил, что голос сказителя ничуть не изменился. – Хорошо. Мне было бы грустно умирать молча. Кроме того, я должен вам кое-что сказать. Обо мне ходит много слухов, а еще больше врал о себе я сам. Я никогда не опровергал выдумки, а сегодня говорю: все неправда. Может быть уже через неделю вы убедитесь в этом. Но я прошу: не надо его искать, пусть он работает спокойно. И я не знаю, кто среди вас илбэч. Когда я мог увидеть его, я действительно закрыл глаза, чтобы они не лопнули от любопытства. А мои догадки – это всего-лишь догадки, и они умрут вместе со мной. Вот вам сказка. Может быть, она не лучшая, но она последняя, и она обо мне:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});