— Как остроумно!
Он улыбнулся. Ему и правда нравилось пикироваться с ней.
— Очень хорошо. Какое монументальное открытие вы сделали относительно моего характера?
— Ваша светлость...
— Не сейчас, Чалмерс, — бросил он.
— Вы предпочитаете ко всему относиться с презрением. Вас пугает, что вы вдруг случайно станете счастливым.
— Даже так?
— И чтобы этого не случилось, вы мгновенно превращаетесь в напыщенного, невыносимого, самонадеянного осла. Счастье проскакивает мимо, и вы очень довольны.
— Ваша светлость, право же...
— Заткнись, Чалмерс! — одновременно рявкнули они.
Бедный камердинер съежился в углу. Воцарилось долгое молчание, и уже Джеред сосредоточился на пейзаже за окном.
Глава 36
— Я не могу уехать домой, пока не пристрелю вас, — сказал граф Уэллборн. Он стоял на пороге библиотеки — невысокий плотный мужчина, с довольно приличным брюшком, который, казалось, увеличивался в объеме каждый раз, когда Джеред видел его.
Однако в прямом противоречии с его словами на лице его играла улыбка. Непохоже, что граф действительно собирается его убить.
Джеред отложил перо, откинулся в кресле и посмотрел на гостя. Его тесть, без сомнения, уже давно получил право распоряжаться в его доме, поэтому возник на пороге без доклада.
— Дуэль? Или я просто должен сидеть здесь и ждать вашего выстрела?
— Полагаю, — сказал Грегори, — что я мог бы поступить так, если вы останетесь на месте. Я бы, пожалуй, совершил такой подвиг. Но признаюсь, что я не считаю себя хорошим стрелком.
— А это совершенно необходимо — стрелять в меня, или, может быть, другое оружие будет предпочтительнее?
— К сожалению, я совсем не спортсмен. Вот рыбачить люблю, но не думаю, что это поможет разобраться с вами, не правда ли?
— Тесса переняла свою привычку все время задавать вопросы от вас или от своей матери?
Грегори улыбнулся.
— Боюсь, это у нее врожденное. Когда она была маленькой, то интересовалась всем на свете. Почему трава зеленая, а небо голубое? Облака, может быть, это посланцы Бога, чтобы разговаривать с людьми? Знают ли цветы, будучи еще семенами, какого цвета они будут, когда вырастут?
— Да, у вас не было свободной минуты.
Грегори кивнул, все еще улыбаясь.
— Позволено мне поинтересоваться, за что я должен быть убит, или чтение перечня грехов приговоренному не позволено?
— По крайней мере вы понимаете, что их целый список. Знаете, а это уже какой-то прогресс. — Он подошел к креслу напротив стола и после кивка Джереда сел в него.
— О, я буду первым, кто признает свою порочность. По добродетельности вашей миссии я должен предположить, что вы человек без недостатков?
— В смысле «святой Грегори»? Звучит заманчиво. Боюсь, однако, что не могу претендовать на это звание. По крайней мере мое потомство точно умрет от хохота. Они, видите ли, дополнительная причина моего присутствия здесь.
— Так вы застрелите меня не от имени Тессы?
— О нет, вовсе нет. От имени мальчиков, конечно. Либо я как их представитель, либо они все шестеро сделают это сами.
Джеред повертел в руке перо, снова бросил его.
— Столько сыновей... Как вам это удалось?
Грегори поднял бровь.
— Вы знаете мою жену. Она очень привлекательна, с ней забываешь обо всем. В том числе и об умеренности.
Да уж, он понимал. Елена Эстли была колючкой в его боку, тигрицей, полной решимости защитить своего детеныша. И при всем при том невероятно очаровательной женщиной.
— Мои сыновья уверены, что вы очень плохо обращаетесь с их сестрой.
— И вы, несомненно, разделяете эту точку зрения.
— А что мне остается?
— С вами трудно не согласиться. — Он улыбнулся, увидев удивление на лице тестя. — Да и как иначе? Она получила пулю, едва не замерзла и пережила кораблекрушение.
— Не забудьте еще похищение.
— Я едва ли соглашусь, что это наказуемый проступок, поскольку я ее законный муж.
— Я все же думаю, что этот эпизод надо добавить к списку.
— Очень хорошо. — Джеред снова откинулся в кресле.
— Скорее всего мне не удастся уйти невредимым, если я убью герцога, — сказал Грегори.
— Это стоит иметь в виду.
— Что вы собираетесь делать дальше, Киттридж? — В глазах тестя был уже настоящий гнев, вся ирония исчезла в одно мгновение.
— Понятия не имею, — признался Джеред.
И он действительно не знал. Все его добродетельные шаги сведены к нулю его же идиотизмом. Его жене пришлось спасать его от самого себя. Он хотел доказать, что достоин ее, а все, что сделал, так только высветил свои новые недостатки, до того прятавшиеся в тени. Он кричал, черт возьми, когда его рука застряла в петле во время шторма, стонал и хныкал, как ребенок, попавший впросак из-за собственной шалости. Не самые подходящие для легенд деяния. Совсем не рыцарь на белом коне. Проклятие, да он наверняка проткнул бы себя собственным копьем, если бы только смог осуществить этот трюк. Кстати, в северном коридоре стоят прекрасные доспехи.
— Она несчастлива с вами, Киттридж.
Поскольку Джеред не видел свою жену три дня, это было ему неизвестно. И все же он не мог сказать, что удивлен услышанным от тестя.
— Елена говорит, что Тесса часто плачет, а мне очень не нравится, когда она страдает, сэр. Кроме этого, когда расстроена моя жена, Дорсет-Хаус становится не самым приятным местом для жизни. А я очень ценю домашний уют.
Джеред не понимал, как их дом может быть спокойным при таком количестве детей, но благоразумно воздержался от комментария.
— Как я понимаю, вы работаете с Уайберфорсом?
Перемена темы явно удивила тестя. Джеред очень надеялся на это, он совсем не собирался ни с кем обсуждать свои брак. Родители излишне назойливы. Он вдруг подумал, не приходила ли когда-нибудь такая мысль в голову Елене Эстли?
— Да. А что?
— Он будет снова вносить свое предложение? — Палата общин недавно обсуждала запрет вывоза рабов в Вест-Индию. Предложение не прошло, не хватило совсем немного голосов.
— Надо, чтобы этой проблемой занялась палата лордов, — заметил Грегори.
— Вам нужна помощь?
Еще один сюрприз, несомненно. Его тесть выглядел сбитым с толку.
— Вы ее предлагаете? Почему?
— Это неплохая альтернатива перспективе быть застреленным, вы не согласны?
Джеред вдруг осознал, что это первый раз, когда он услышал смех своего тестя.
Кстати, почему Джеред не живет в Лондоне? Ведь муж, по существу, вычеркнул ее из своей жизни. Люди приезжали в Киттридж-Хаус в любое время дня и ночи, и он принимал их, дверь его библиотеки никогда не закрывалась. Иногда она слышала смех, иногда только журчание разговора.