Какое разочарование для некоторых из присутствующих! Джинни смешалась, но не подает виду, а Пэм делает попытку рассмеяться и натужно принимается хвалить Люси: «Ох, она чудная, правда?»
— Правда, — чистосердечно подтверждаю я.
Люси была со мной вежлива, почти застенчива. Она сказала, что ужасно рада познакомиться со мной, и я ей ответила тем же. Причем говорила чистую правду. Я решительно отказалась от мысли представить девятнадцатилетнюю Люси, льнущую к моему Энди, и сказала:
— Я столько о вас слышала хорошего.
Должно быть, Люси тоже боролась со своим воображением, потому что покраснела, улыбнулась, а затем засмеялась. Рассказывая об Энди, она безошибочно выбрала еднственно верный тон — рассказывала больше о старых добрых временах, чем собственно об их отношениях.
— Надеюсь, он выбросил эти ужасные фотографии с выпускного. У меня там такая ужасная прическа! Мне казалось, что начес — очень круто. А вы, Эллен, тоже носили гривы в стиле восьмидесятых?
— А как вы думаете? Я же из Питсбурга! У меня не только начес был, но и полосатые гетры!
Вдоволь посмеявшись над прошлым, мы с удовольствием вернулись к настоящему и обсудили пятилетнего сына Люси. Его зовут Лиам, и у него аутизм в мягкой форме, но последнее время наблюдаются признаки улучшения, и знаете, благодаря чему? Верховой езде! Мы также обсудили наш переезд в Атланту и мою работу: Марго, оказывается, рассказала не только Люси, но и многим другим общим знакомым, что я фотографировала самого Дрейка. Поболтав таким образом с полчаса, мы спокойно разошлись по своим делам, но на протяжении всего вечера я время от времени ловила на себе любопытный взгляд Люси, и мне стало ясно, что Энди ей до сих пор не совсем безразличен. Что, в свою очередь, служило причиной самых различных чувств — то вины, то благодарности.
Вот и сейчас чувства опять овладевают мной, потому что Стелла прямодушно говорит:
— Люси очень хорошенькая, но ты, Эллен, гораздо красивее!
— И гораздо умнее, — добавляет Марго, поправляя драпировку на своем бледно-желтом платье с запахом.
— Энди так повезло с тобой, — продолжает Стелла.
Я только собираюсь поблагодарить их за теплые слова — но Джинни перебивает, инстинктивно чувствуя, как испортить теплую семейную минуту:
— Ну, где эти мужчины? Уже почти три… Крейг обещал посидеть с ребенком, пока я просплюсь от шампанского!
Я осматриваюсь в поисках сумочки. По-моему, нельзя скидывать друг на друга заботу о собственном ребенке, словно какую-нибудь тяжкую трудовую повинность.
— Проверю, нет ли пропущенных звонков от Энди. — Выуживаю из сумки телефон, и в этот самый момент он звонит у меня в руках, а на дисплее загорается «Лео». В животе ухает от счастья. Надо немедленно положить телефон обратно в сумочку.
Торопливо говорю:
— Ох, простите, я на минуту — это насчет завтрашней съемки.
Все кивают, а я бегу в кухню — там уже наведена чистота, и все благодаря невидимой экономке и другим «помощникам».
— Алло?
— Не передумала насчет завтра? — спрашивает Лео.
— Да ты что? — шепчу я. Самочувствие — как после инъекции адреналина.
— Я на всякий случай проверяю.
Из гостиной доносится взрыв смеха.
— Ты где? — спрашивает он.
— На вечеринке в честь будущего ребенка, — вполголоса отвечаю я.
— Ты что, беременна? — хохмит мой собеседник.
Я подыгрываю:
— А то как же.
К счастью, это только шутка. Черт, нехорошо испытывать такое облегчение, что я не жду ребенка.
— Насчет завтра, — продолжает Лео. — Может, остановишься у меня? Оттуда и поедем.
— Идет, — шепчу я.
— Прекрасно. Ну, тогда пока? Не стану тебя задерживать, — говорит он, но по тону ясно: он готов меня задерживать еще и еще.
— Пока! — Мне тоже неохота расставаться.
— До завтра, Эллен, — говорит он.
— До завтра, Лео.
Хлопает крышка телефона, со счастливой улыбкой на лице я поворачиваюсь и лицом к лицу сталкиваюсь с Марго. Она во все глаза смотрит на меня. Моя радость мгновенно испаряется.
— С кем ты разговариваешь? — еле слышно спрашивает она. Глаза впиваются в меня, и обвиняют, и не хотят верить.
— Это насчет съемки… — Я пытаюсь сообразить, что именно она успела услышать, но мысли плохо слушаются
Пустые хлопоты — Марго определенно слышала имя Лео, и главное, слышала, каким тоном я разговаривала.
— Что ты творишь? — вопрошает она.
— А что? — Я все еще пытаюсь отвертеться, несмотря ни краску стыда, заливающую щеки.
Брови Марго нахмурены, губы крепко сжаты в безжалостной гримасе.
— Ты едешь в Нью-Йорк на свидание с ним!
— Нет! Я еду в Нью-Йорк по работе…
Что в общем-то правда.
— Ах, по работе? Неужели? — Трудно сказать, чего в голосе Марго больше — обиды или гнева.
— Да, по работе, представь себе, — говорю я самым твердокаменным тоном, цепляясь за эту полуправду как за соломинку. — Вполне официальная работа — съемки на Кони-Айленде!
— Понятно, понятно. Кони-Айленд, значит.
Я судорожно вспоминаю, что именно она спрашивала о предстоящих съемках и что я ей рассказала, прежде чем перевести разговор на какую-нибудь более безопасную тему.
— Но это работа с ним? Вы ведь увидитесь?
Я киваю. Мне нужно совсем немного понимания, немного снисходительности. Ведь я же всегда оправдывала ее, даже когда она была не права!
— А Энди знает?
Марго опять задает этот вопрос, как тогда, в аэропорту, но теперь она того и гляди взорвется.
Я виновато смотрю на нее. Молчу. Понятно, что это «нет».
— Почему, Эллен?! Почему ты так поступаешь?
— Я… я не могу по-другому, — печально, но решительно говорю я.
— Не можешь? Что значит — не можешь?
Марго упирается в округлившийся бок, изящно переступает с ноги на ногу. Даже во время разборки она грациозна.
— Марго… — начинаю я, — попытайся понять, пожалуйста…
— Нет! — перебивает она. — Нет, Эллен, я не понимаю и никогда не пойму! Как можно понять такое безответственное поведение? Чем можно его оправдать? Одно дело — фотографировать Дрейка, и совсем другое…
— Да все не так, как ты думаешь, — пытаюсь объяснить я.
— Я все слышала, Эллен. Я слышала, как ты с ним разговаривала… Неужели тебе не стыдно! Ведь все было так хорошо, а ты испортила!
Я понимаю, о чем она: о своей вечеринке, о нашей дружбе, о моем браке. Наконец, о своей семье.