– Это не так, Ханна. Честное слово! Но если бы ты смогла хоть немного похудеть…
– Похудеть! Вы, наверное, никогда не были толстой! Как вы можете знать, что я чувствую? Если вы никогда не стремились похудеть, если ни разу в жизни, ни одного дня вы не добивались этого, что вы можете об этом знать?
Ардет смятенно молчала. Она действительно всегда была стройной, и ей не было нужды соблюдать диету. Она считала, что толстые – это те, кто слишком много ест.
– Ардет, я всегда была толстой, с самого детства. Мои родители тоже такие. Я точно знаю, что ем гораздо меньше вас. Сравните ваш ленч с моим.
– Мне очень жаль, Ханна, – сказала Ардет, досадуя, что Катц поставил ее в такое неприятное положение.
– Скажите, неужели все, кто видит меня, думают обо мне лишь как о толстухе? О Боже, и мистер Скейдудо…
– Разреши, я тебе кое-что посоветую, Ханна, – твердо и несколько нервно сказала Ардет. – Прежде всего, если ты хочешь продвинуться в этом мире – немного похудей. Такова жизнь, и с ней не поспоришь. И еще я должна тебе честно сказать: ты хочешь стать модельером, но ты должна понять, что никто не станет принимать всерьез толстого модельера. – Она откусила кусочек яйца и с полным ртом подытожила: – Это так, не правда ли?
Женщины сидели на пластиковых стульях, которые выглядели слишком хрупкими, чтобы выдержать их вес. Они листали журналы или вязали, стараясь не выглядеть так, как будто они находятся в зале ожидания «Клиники для тучных в Тарзане». Филиппа, подойдя к регистратору, посмотрела на пациентов: их было восемь – в возрасте от двадцати лет, как и она сама, до женщины, которой, по ее мнению, было не меньше семидесяти. У них всех был лишний вес, некоторые были очень полные. Ей стало интересно, что они пытались делать до того, как прибегли к последнему средству и пришли сюда.
В течение года, после того как она потеряла ребенка и решила поменять свой имидж, Филиппа пробовала многие диеты для похудения. Первую она увидела в журнале: «Гарантируем успех, если вы будете точно следовать нашей диете». По этой диете каждый день начинался с половинки грейпфрута, клубники и стакана обезжиренного молока. К середине утра Филиппу начинало трясти, возникало предобморочное состояние, тело покрывалось потом. Тогда она съедала свой ленч, состоящий из творога и половинки персика. Но к полудню ее снова начинало трясти от голода, ей становилось так плохо, охватывала такая слабость, что она едва могла стоять. Так как ее ленч уже был съеден, она была вынуждена есть что попало, и вся диета шла насмарку.
Затем она купила бестселлер Хермана Толлера «Калории не считаются». Здесь рекомендовалась пища с большим содержанием жиров: бифштексы и мясные рулеты, бекон, сардины и тунец, сыр, яйца и маргарин для жарки. Дополнительно предлагалось выпивать две столовые ложки масла перед каждой едой. При этой диете шестьдесят пять процентов ее пищи должно было состоять из жиров, что значило, что она должна была съесть сто тридцать граммов мяса во время ленча и двести граммов мяса в обед, вместе с жареными яйцами и жареной картошкой и ложками растительного масла. Ее все время тошнило, и она была вынуждена отказаться от этой диеты. Потом она пыталась пить лимонный сок, дело кончилось повышенной кислотностью. Дошла очередь и до слабительного – эксперимент длился только половину дня. Диета – яйцо и грейпфруты – была такой занудной, что она отказалась от нее спусти неделю. Затем она просто ограничила себя пятьюстами калориями в день и едва не грохнулась в обморок на работе. Год спустя после смерти Риза и потери ребенка, после того как она месяцами сидела на диете, она прибавила два килограмма. В отчаянии она наконец решила последовать совету миссис Чадвик и прибегнуть к профессиональной помощи. К сожалению, помощь можно было получить только у частных врачей, а они брали огромные деньги.
Когда она села и стала ждать своей очереди, Филиппа огляделась и начала размышлять относительно других женщин в этой комнате: кто они такие, что заставило их прийти сюда. Вот эта, в неидущих ей фиолетовых брюках и панцирном, облегающем топе, например, почему она здесь – может, ее муж устал от нее? Она ему надоела? Или эта – в плохо сидящей юбке и желтой блузке: может быть, приближается встреча ее бывшего класса в честь двадцатилетнего юбилея? Филиппа старалась не смотреть на них слишком пристально, но любопытство заставляло ее тайком изучать их лица, хотя она делала вид, что читает журнал. При всем разнообразии выражений лиц было в них и нечто общее: подавленность, что обычно свидетельствует о низком уровне самоуважения. Что же, подумала она, собрало их здесь вместе?
Сцена, казалось, обладала почти сюрреалистическими признаками. В реальном мире, например, в аптеке-закусочной под названием «Сниженные цены», где она работала, или в Уэст Голливуд Джуниер колледж, где она училась по вечерам, чтобы, окончив курс, получить степень, люди представляли настолько широкие круги общества, что все они легко смешивались в одно целое. В ее группе политических наук занимались и достаточно взрослые люди, и несколько совсем молодых, которые оставили другие школы и колледжи, были и испаноговорящие юноши и девушки; некоторые из учащихся были очень толстые, а другие, наоборот, совсем худые, была одна женщина крошечного роста. Никто из этих людей не выделялся. Толпа, масса – это великое средство сравнять всех.
Но здесь, в этой маленькой комнате, где восемь женщин сидели, страдая от чувства неловкости, как будто они ждали пробы на роль толстухи в каком-то фильме, атмосфера была весьма необычной. В комнате ожидания воздух, казалось, был насыщен выражением извинения. Восемь женщин как бы генерировали одну мысль: простите меня за то, что я оскорбляю ваши чувства. Все сидели, потупив глаза, с опущенными плечами, которые как бы символизировали неприязнь к себе. Это заставило Филиппу вспомнить о Мышке, маленьком, плохо развитом создании, которое почти ослепило себя во время безуспешной попытки стать нормальным существом. Мышка подавала тот же сигнал-извинение за то, что она такая, какая есть.
Филиппа с интересом наблюдала, как очень крупная женщина в некрасивом платье грязно-коричневого цвета с остервенением вязала колоссальную шаль, старательно вывязывая оранжево-коричневые зигзаги. Она работала так быстро и нервно, что ее крючок мелькал, как синяя молния. Другая женщина тайком быстро сунула в рот плитку шоколада «Три мушкетера». Плитка, по мнению Филиппы, была слишком большая. Когда эта женщина открыла сумку, чтобы сунуть туда обертку, Филиппа заметила там еще несколько скомканных оберток. Интересно, это было итогом только сегодняшнего утра или они скопились за неделю?