— Что ты делаешь здесь по ночам?
— Слежу за алтарями, служу Девяти, встречаю редких странников вроде тебя.
— Ты служительница Девяти? — Габриэль удивлялся всё больше. Он обошёл скамью, чтобы посмотреть на альтмерку. Она и впрямь была очень молода, для эльфов — так вообще дитя.
Когда он встал перед ней, девушка подняла на него кристально-ясный взгляд. Не чёрный, как у Леонсии, а пронзительно голубой, словно осколки топазов под зимним ярким солнцем.
От проклятых благовоний стало совсем не по себе, и Рэл больше ни слова не сумел вымолвить. Стоял истуканом, смотрел на неё в оцепенении и разом вообще обо всём забыл.
Девушка заметила его нездоровый вид.
— Тебе нехорошо?
— Я в порядке, — отчеканил Габриэль и решил, что надо признаться: — Ты очень похожа на мою погибшую подругу.
— Соболезную твоей утрате. — Это прозвучало не просто формальностью. Альтмерка вложила в эти тихие слова столько эмоций, сколько он сам себе не позволял. Он ещё никогда не слышал от кого-то такой искренности. — Ты поэтому здесь?
— Я не знаю.
— Присядь.
На этот раз он не стал сопротивляться и сел рядом, устало ссутулившись и положив локти на колени. Какое-то время эльфийка молчала, заставляя Габриэля чувствовать себя полным идиотом. Чем дольше он сидел рядом, тем больше понимал, что совершает какую-то глупость. Или уже сходит с ума.
Потом эльфийка осторожно поинтересовалась:
— Как она умерла?
— Ей подрезали ноги и добили вертикальным ударом в грудь. Я не успел её спасти. Никого из них.
Служительница повернулась к нему, и в её красивых глазах застыл настоящий ужас. Габриэль уставился в одну точку впереди — на горящую алтарную свечу.
— Кого ещё ты потерял?
— Её отца — моего наставника. И ещё двух хороших людей.
Габриэль не знал, почему отвечал. Наверное, потому что больше никому о таком не расскажешь, а ей — незнакомке из храма — можно.
— То, что с ними случилось, поистине ужасно. Но разве ты считаешь, что в этом есть твоя вина?
— Отчасти. Я знал, что их ожидает смерть. И я промедлил.
— У тебя должны были быть на то причины.
— Не было никаких причин. Я осознавал, что делаю.
— Я не уверена, что ты сейчас-то это осознаёшь.
Рэл снова посмотрел на неё и некрасиво усмехнулся.
— Разве так заметно?
— Заметно, что ты сам в себе запутался. А я уверена, что если бы ты специально допустил их гибель, то не чувствовал бы свою вину так сильно. И не пришёл бы сюда в поисках ответов.
— Значит, я ищу здесь ответы?
— Судя по всему.
Габриэлю понравилось её предположение. Может, он и правда поэтому зашёл сюда? Ему не нужна была защита, ему не было страшно. Он хотел услышать ответы. Только какие вопросы нужно задавать, он не знал.
— Спасибо за разговор, — он изо всех сил попытался поблагодарить служительницу искренне. Но такой искренности, с какой говорила она, не получилось. — Но я должен идти.
Девушка вдруг смело удержала его за руку, не позволив подняться.
— Тебе нужно остаться. Там ты не справишься с этим.
— Почему ты хочешь мне помочь? Ты даже не знаешь, что я за человек и сколько всего натворил в этой жизни. Поверь, боги меня никогда не простят.
Эльфийка отпустила его руку и промолчала. Тихим треском пели свечи, серебрился звёздно-лунный свет, упавший под ноги, и Габриэль видел, как красиво гармонирует эта девушка с чистотой божественной обители. И как абсурдно смотрится здесь он.
— Извини, — зачем-то добавил Габриэль и всё же встал со скамьи, чтобы уйти.
— Расскажи мне, — неожиданно попросила вслед эльфийка. — Что с тобой случилось за всё это время?
— Разное, — уклончиво ответил Рэл. — И во всём виноват я сам.
Он уже сделал несколько шагов к выходу, и девушка беспокойно обернулась, громко попросив:
— Расскажи мне, Габриэль!
Он замер, не сразу сообразив, что не так. Потом почувствовал злость.
— Так ты меня знаешь? — Он подошёл к ней совсем близко, но сразу же остыл, когда этот неправильно-добрый и отчаянно-смелый взгляд посмотрел на него снизу с трепетом и преданностью.
— И ты знаешь меня. Я Элисаэль. Но ты зовёшь меня Лис.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мир рухнул куда-то вниз и рассыпался пыльной крошкой этой безумной жизни, в которой Габриэль никогда не знал покоя и которая потеряла всякий смысл, как только он услышал это имя.
— Лис?.. — Габриэль опустился перед ней и взял её руки в свои ладони, не веря, что это не очередной его ночной бред. — Это в самом деле ты?
Она улыбнулась глупому вопросу.
— Конечно я.
— Столько лет прошло, а ты всё равно меня узнала.
— Твои грустные щенячьи глаза разве не узнаешь?
Рэл усмехнулся и отпустил её руки, только сейчас поняв, как странно это было. Перед ним сидела та самая Элисаэль, пухленькая маленькая девочка с белыми кудряшками и огромным добрым сердцем. Но теперь она была высокой и очень худой, её волосы падали на грудь ледяными волнами, а в глазах появилось что-то печальное, пришедшее после пережитых бед.
— Ты очень изменилась. Прости, что не узнал тебя сразу.
— Да нет, ты прав: мы друг друга совсем не знаем. — Элисаэль опустила белые ресницы и призналась: — Иногда я вспоминала того Габриэля из Брумы и пыталась представить, каким он стал. И вот ты здесь.
— Не оправдал ожиданий? — Рэл улыбнулся, и девушка пожала плечами. Ему было стыдно признаваться, что он давно перестал о ней вспоминать, потому спросил: — Значит, теперь ты служишь Аркею вместе с отцом?
— Да, замещаю его по ночам.
— И не страшно одной?
— Здесь? Разве здесь может случиться что-то плохое? — Габриэля вдохновляло то, как она говорит: от её слов веяло спокойствием и любовью. Ей нравилось то, чем она занимается. — Иногда сюда приходят люди, — едва слышно продолжила Элисаэль. — Такие, как ты. Одинокие, запутавшиеся, потерявшие покой.
— И находят ответы?
— Находят. Здесь никого больше нет: ты, я и Боги. В такой тишине как нельзя лучше получается услышать то, чего нельзя услышать в суете обычных дней. Поэтому не бойся, Габриэль. Что бы там ни случилось — расскажи.
Её взгляд был таким пронзительным, что сопротивляться не получалось. Но и допустить, чтобы она слышала обо всех этих ужасах, он не мог. Поэтому он начал очень осторожно:
— Всё непросто, Лис. Ты хотела знать, каким я стал, так вот: я стал очень жалким человеком. Вся моя жизнь — это грязь, кровь и смерть, это бездонная мгла, из которой мне не выбраться. И окружают меня такие же, как я. Более того — всегда окружали. Сейчас я многое узнал о своих покойных родителях: они оказались совершенно не такими, какими я их запомнил. И мне всё ещё странно думать, что отец, всегда бывший для меня героем, с которого я должен брать пример, был убийцей. Что мать, каждое утро водившая меня в храм, обладала нестабильным магическим даром и крайне шаткой психикой. Что на самом деле их смерть была не такой обычной, как я всегда думал. Но самое странное, что это знание ничего не изменило: я всё ещё люблю мать и всё ещё хочу быть таким, как отец. Речь не о светлом герое из сказок, Лис. — Рэл заметил, что она вздрогнула от последних слов, хотя он изо всех сил старался говорить так, чтобы не напугать её. Не получилось. — Извини. Лучше мне заткнуться и уйти отсюда.
Альтмерка предпочла не услышать последних слов.
— Почему ты хочешь быть, как твой отец?
— Потому что он умел контролировать любую ситуацию. Он не позволил бы случиться непоправимому. А я позволил.
Эльфийка догадалась:
— Это связано со смертью твоих друзей?
— Да.
Она накрыла ладонью его руки.
— Ты не должен винить себя в этом. Это случилось, случилось страшное, но это сильнее нас с тобой. Разве могут обычные люди хоть как-то повлиять на эту силу?
— Я мог.
— Ты хотел бы. Но не мог. Потому что иначе этого бы не случилось. Ты не всесилен, Габриэль. Не кори себя в том, что не в твоей власти.
Сейчас Рэл подумал, что она права. Даже если бы он успел в Коррол и остановил Мэри, что было бы дальше? Он собирался в одиночку противостоять Чёрной Руке? Он не прожил бы и дня. Но сейчас он жив, и у него есть цель. Он должен найти предателя.