Читать интересную книгу Я, снайпер - Стивен Хантер

— Гм, — продолжал директор. — Ладно, давай посмотрим, что можно будет сделать со снимком. Хорошо, Ник?

— Да, сэр.

— Отлично, снова официальная часть: могу я попросить тебя выразить свое категорическое осуждение относительно фотографии, появившейся сегодня на первой полосе «Таймс»?

— Да, сэр. Не припомню, чтобы я приезжал в Колумбию и посещал штаб-квартиру американского филиала компании ФН, ни в две тысячи шестом, ни когда-либо еще. Не припомню, чтобы выбивал группу с разбросом один и семь десятых дюйма на дистанции триста ярдов из винтовки ФН ПСВ калибра триста восемь, если судить по подписи, и не припомню, чтобы фотографировался с кем-то из руководства этой компании.

— Однако существует фотография, свидетельствующая, что ты делал именно это. И ее подлинность установлена газетой.

— Сэр, позвольте заметить, что подлинность фотографии не установлена. Эксперты из фотолаборатории описали ее как «не имеющую между отдельными элементами расхождений, позволяющих предположить о манипуляциях». Это существенное отличие, как и в случае с двумя документами. Отсутствие доказательств не доказывает ничего, кроме отсутствия доказательств. Эксперты-фотографы, как и эксперты, изучающие документы, не устанавливают подлинность в прямом смысле; они лишь выносят заключение о наличии или отсутствии расхождений, говорящих о вмешательстве. Слова экспертов можно считать лишь профессиональными предположениями.

— Принято. Но опять же только подлинная фотография может пройти такой придирчивый анализ или ее подправили настолько опытные специалисты, имеющие доступ к такому совершенному и дорогому оборудованию, что найти его в частном секторе крайне маловероятно, правильно?

— Сэр, тут я не могу ничего возразить. Я не изучал, какое оборудование доступно и какими возможностями оно обладает. Это выходит за рамки моего опыта. Вам лучше получить заключение специалиста.

— Да, согласен, больше того, я собираюсь выбить ордер на изъятие оригинала фотографии. Тогда ее можно будет отдать на анализ лучшим специалистам в данной области. Я уже навел справки о компании «Донекс», производившей анализ по заказу «Таймс», и услышал только самые благоприятные отзывы. Это высококлассная компания, обеспечена облигациями, часто выступает со своими заключениями в судебных разбирательствах. У нее хорошая репутация во всем мире.

— Да, сэр.

— Ник, есть в этой фотографии что-нибудь такое, о чем ты забыл упомянуть? Ты же понимаешь, это смертельная бомба. Я просто не знаю, как быть со снимком на первой полосе «Таймс», который вечером попадет во все выпуски новостей. Его появление требует ответных действий, и ради интересов Бюро я должен быть впереди, а не позади. Если есть что-то, выкладывай сейчас. Если, ради всего святого, ты совершил ошибку, признайся. Мы что-нибудь придумаем. Уход в отставку без лишнего шума, сохранение пенсии, отличные рекомендации для устройства на работу в частный сектор. Если мне придется официально отстранить тебя от дела и служба профессиональной этики предъявит обвинение и доведет дело до официальных слушаний, я ничем не смогу тебе помочь. У тебя чертовски хороший послужной список, и мне бы не хотелось такого печального финала.

— Сэр, могу только повторить, что у меня нет никаких мыслей насчет этой фотографии и я никогда не был в Колумбии, штат Южная Каролина.

— Ну хорошо, Ник. — Директор снова вздохнул. — Мне не остается ничего другого, кроме как… Ник, по-моему, ты радуешься. Вот что я никак не могу понять. Я вижу — ну, не ухмылку, но какой-то странный взгляд. Туз в рукаве, «я знаю то, чего ты не знаешь», хо-хо-хо, мой класс победит в конкурсе — вот какой взгляд. Взгляд человека, который собирается пошутить. Или я ошибаюсь?

— Нет, сэр, — выдавил из себя Ник.

После чего, не в силах больше сдерживаться, рассмеялся. И чем больше он смеялся, тем больше ему хотелось, так что в конце концов смех превратился в приступ, в истерику.

Приняв вид милостивого снисхождения, директор позволил Нику нахохотаться вдоволь.

— Ну хорошо, — наконец произнес директор, — ты повеселился на мой счет, мне уже приходилось слышать, что ты любишь розыгрыши. Но настало время принять удар. Сейчас я пойду на пресс-конференцию и хочу там сказать не только то, что «специальный агент Мемфис смеется у меня в кабинете».

— Прошу прощения, сэр.

— Продолжай.

Ник задумался.

— Просто гадаю, как можно отстранить меня от работы за фотографию на полигоне ФН, сделанную в две тысячи шестом году, с винтовкой, которой тогда и в природе не существовало.

— Что ты имеешь…

— Это даже не винтовка производства ФН. Это творение их заклятого врага, «Ремингтона». Мало того что у меня в руках винтовка «ремингтон», так она еще и появилась на свет только в две тысячи восьмом.

— Я не…

— В две тысячи шестом году этой винтовки не было и в проекте. Да, она есть в последнем каталоге «Ремингтона», но в две тысячи шестом она не была даже мечтой инженеров. Так что фотография — подделка. Вопиющая, самоочевидная поделка. Не представляю, кто ее создал, как и зачем. Но суть не в этом. Тот, кто ее изготовил, прекрасно понимал, в какой теме «Таймс» ничего не смыслит, и сыграл на этом. В конечном итоге этот неизвестный заставил газету опубликовать снимок, в котором двадцать миллионов человек сразу же увидят фальшивку.

Директор внимательно посмотрел на фотографию.

— Так, — протянул он, — судя по всему, последними будем смеяться мы.

— Да, сэр.

— В «Таймс» это уже знают?

— Если еще не знают, то узнают в ближайшее время.

— Хотел бы я при этом присутствовать.

Глава 43

Дэвид Банджакс решил устроить себе небольшой выходной. Он был уверен, что никто не станет возражать. Он чувствовал себя героем и хотел этим насладиться. Так что Дэвид не отправился в редакцию, как обычно, а повалялся в кровати, затем побродил немного по столичным улицам. Он прошел мимо редакции «Вашингтон пост» на Пятнадцатой авеню, мимо гаража, где получил от неизвестного первую пачку документов, по К-стрит, мимо ресторана «Маккормик и Шмик», где в последнее время повадился обедать, до Коннектикут-авеню и дальше, мимо площади до самого Дюпон-серкл и обратно кружным путем мимо посольств, выстроившихся вдоль Массачусетс-авеню, — величественных старинных особняков золотого века, превращенных в суверенные клочки других государств на американской земле, с заборами и живыми изгородями, преимущественно в средиземноморском стиле, что придавало этому району столицы сходство с Римом.

«Я Спартак», — усмехнувшись, подумал Дэвид.

Он ощущал себя так, как всегда в последнее время, когда выдавал крупную сенсацию. Ему казалось, что все обращают на него внимание, и он смущался. Немногочисленные поклонники восторгались его успехом, соперники в редакции завидовали, как обычно и происходит, когда кто-то отделяется от стаи и становится одиночкой, звездой, получающей приглашения на ведущие телевизионные каналы. Дэвид не торопился, пытался растянуть удовольствие и посмаковать предвкушение.

День был прохладный, но солнечный. Пронизывающий ветер распахивал полы плаща и проникал под спортивную куртку, ворошил волосы, выдувал слезы из глаз. Окружающие казались счастливыми и радостными, они были поглощены собой, прикованы к скандалу, к ожидаемому отчету, предстоящей беседе, конференции, показу, открытию, приему или репетиции. Город встреч. Судя по всему, этим утром все, кроме Дэвида, спешили на встречу; сам же он не собирался приходить на работу раньше четырех дня. Он небрежно заглянет в редакцию где-нибудь, допустим, в 15.43, успеет разобраться с многочисленными приглашениями, выслушать произнесенные скрепя сердце поздравления коллег и начальства и снисходительно кивнуть тем, кто не стал его поздравлять. Он быстро просмотрит электронную почту, проверяя, что поздравлений от либеральных друзей больше, чем полных ненависти ругательств консервативных врагов, — в последнее время это стало тенденцией. Дэвид прикинул, что сегодня наверняка поставит новый рекорд и получит по электронной почте больше сотни писем.

Он пообедал в одиночестве, поздно, когда в заведении на И-стрит напротив Американской ассоциации кино схлынула обычная толпа. Дэвид выбрал это место, потому что оно находилось в стороне от оживленных улиц, в добрых семи кварталах от его редакции и от редакции «Пост» и в девяти кварталах от Национального пресс-центра, так что встреча с другими представителями пишущей братии была маловероятной. И он оказался прав: в зале не было ни одного знакомого лица. Дэвид не спеша ел салат и бифштекс, запивал мерло среднего пошиба и читал свою газету, а также «Пост», «Ю-эс-эй тудей», «Лос-Анджелес Таймс» и «Бостон глоб», убеждаясь в том, что больше ни у кого ничего нет, что он опередил всех, что сенсация целиком принадлежит ему. Завтра конкуренты бросятся его догонять; Дэвид знал, что как раз в этот момент в различных редакциях бурлит лихорадочная суета.