class="p1">Счастлив ли я сейчас? Вот, видишь, я пришел к тебе не один. Мерт, а какое тебя ожидало будущее? Ты была моей точной копией, моим отражением, и каждый раз, когда я смотрюсь в зеркало, я вижу тебя, твои глаза. Я вижу ту маленькую, беззащитную сестренку, которая несмотря на унижения не теряла тягу к жизни и веру в людей. Какой бы ты была сейчас? Знаешь, Мерт, люди изменчивы, и мало кому удается спустя годы сохранить себя, не потеряться, не пасть духом, не озлобиться и не возгордиться. В отличие от меня, ты всегда мечтала воссоединиться с семьей, и я рад, что хотя бы так это твое желание исполнилось.
Ларрэт обнимает меня за плечи, Харэн сидит справа на коленях и понурив голову. Я в кругу самых близких людей. Я боялся вновь испытать боль утраты, но теперь я понимаю, что те, кого ты любишь, наполняют твою жизнь настоящим смыслом. Человек никогда не прочувствует полноту жизни, будучи одиноким. Если он никому не может открыть душу, он обречен на страдания.
***
— Нет, это не обсуждается, — отвечаю Харэну, когда тот предлагает остаться у нее еще немного.
— Разве ты уйдешь, пока он спит? Ты должен поговорить с ней. Миэна же ни в чем не виновата. Вен, послушай. — Он догоняет, встает передо мной. — Вас отдали во Дворец не по ее воле. Она даже не знала, где вы.
— Могла бы искать лучше. Неужели она за двадцать лет обо мне ни разу не слышала?
— От кого? Она живет одна!
— Мне показалось, она каждому встречному рассказывает о том, какая она несчастная. По именам любой бы догадался.
— Нет, не каждому. Миэна просто доверилась мне. Вен, она очень жалеет и мучается, что не уберегла вас. Она уверена, что ты тоже умер.
— Если ты не знал, я подделал собственную смерть. Но она все равно могла меня найти. Если бы хотела.
— Миэна не виновата!
Я уговорил ее сбежать, она не виновата. Моя сестра не заслужила такую смерть, но я пытался что-то сделать. Я защищал ее, как мог, но что сделала она? Где она была, когда мы в ней нуждались?
— Вен, пожалуйста, — умоляет Харэн. — Все совершают ошибки, но мы же прощаем друг друга. Да, мам? — Ларрэт кивает. — Миэна достаточно настрадалась. Ты не хочешь хотя бы еще раз посмотреть на нее? Серьезно? Нельзя быть таким черствым!
— Прошу вас, не ссорьтесь, — встревает Ларрэт.
— А ты скажи ему, что он не прав. Так нельзя.
— Харэн, пожалуйста, — она кладет руку на его плечо, а сама подходит ближе ко мне. — Вдруг ты захочешь увидеть ее спустя время, но будет поздно, — говорит она, в отличие от сына, без тени упрека. — Хорошо подумай…
Я не понимаю, как найти в себе силы простить ее. Я не забуду ее глаза, которые провожали меня, ее заботливые руки, которые готовили нам скромный ужин… Ее образ теперь не стереть из памяти, я буду возвращаться к той ночи снова и снова.
— Я хорошо подумал.
***
Тело жаждет забвения, но разум не дремлет. И зачем мне это испытание именно сейчас? Хочется домой, хочется тишины и спокойствия, хотя бы день побыть наедине с собой, разобраться, все взвесить.
Мы готовы к дороге, и к вечеру окажемся дома. Самое страшное позади, все целы и невредимы, я не должен думать ни о чем другом. Мы вернемся, но не заживем как прежде. У Айрона достаточно влияния, чтобы стереть меня с лица земли, но скорее он не станет строить мне козни и в честном разговоре попросит уйти всем во благо. И как я поступлю?
— Можно тебя ненадолго? — шепчет Ларрэт у меня за спиной. — Пока мы не ушли, я хочу поговорить наедине.
— Ты тоже считаешь, что я поступаю неправильно?
— Нет, я тебя понимаю. Прощать — дело благородное, но трудное. Иногда нужно много времени, чтобы прийти к этому, но, поверь, оно того стоит. Вен, я знаю, что тебе больно… Единственное неправильное, что ты можешь сделать, — это перечить самому себе. Подумай хорошо, чего ты хочешь на самом деле, к чему тебя тянет. Не действуй из принципа.
— Слишком много навалилось. Я не в состоянии принять решение.
— Да, слишком много. Так много, что я не хочу возвращаться.
— Ты смогла бы жить без слуг и удобств?
— Предлагаешь сбежать? — Ее губы растягиваются в неком подобии улыбки.
— Нет, просто интересно.
— Я всему бы научилась.
Глава 24. Дом
— Доброе утро. — Харэн стоит на пороге моего кабинета в ночной рубашке, его клонит в сон. — Мне сказали зайти к тебе.
— Да, Харэн, мы должны поговорить.
— О твоей маме? — Он протирает глаза.
— Нет, сейчас есть дела более срочные. Ты оказался на Адасе не по своей воле. Помоги мне найти виноватых. Кто тебя схватил?
— Не знаю. Они выглядели как торговцы.
— Чем больше ты вспомнишь, тем лучше.
— А где Цэккай? Я потерял его на рынке.
— В темнице. Как и привратники, которые вас пропустили. Как ты их подкупил, расскажешь?
— Ну… — Харэн краснеет и опускает нос.
— Нужно наказать всех, кто помогал Эмаймону, кто сообщил о твоей пропаже и кто организовал похищение. Всех до единого.
— Он все равно мертвый. Отведи меня лучше к Цэккаю. Ты же его отпустишь?
— Нет. — Я смотрю на него строго.
— Прогулка — это моя идея. Он отговаривал.
— Говорят, вас видели в баре. Это правда?
— Да. — Его щеки заливаются краской. — Но мне не понравилось, честно!
— Тоже твоя инициатива? — Я приподнимаю брови.
— Нет…
— Вот и нечего его защищать. Цэккай мог действовать заодно с похитителями. Ты не подумал?
— Но я уверен, что он ни при чем. Он не мог.
С тех пор, как на меня напали на пути к адасскому замку, голова то и дело раскалывается. Мы вернулись домой вчера поздним вечером, и я все это время не выходил из кабинета — и это еще одна причина, из-за которой я чувствую себя отвратительно.
— Я приказал стражникам молчать, — говорю, придерживая рукой больную голову. — Про смерть Эмаймона уже все знают, но никто не должен связать одно с другим. Люди должны думать, что все шесть дней мы были в замке.
— Ну вот отлично. Давай мы тоже забудем. Я же не расспрашиваю тебя, как ты его убил. Это ведь сделал ты, верно?
Нет особого желания вспоминать ту ночь в деталях, но, если я требую от Харэна искренности, я должен отвечать ему тем же. К тому же, я обещал