Лилит Бегларян
Сердце трона
Пролог
Запах крови пропитывал воздух. Свет вечернего, но еще палящего солнца едва пробирался в помещение сквозь узкую щель на краю потолка, и в этой почти что кромешной тьме сидели бок о бок два маленьких человека. Мальчик и девочка лет восьми — худые, как спички, и похожие, как две капли воды, — сидели на грязном полу и молчали. Привязанные к разным каменным столбам, они с трудом могли дотянуться друг до друга и держались за мизинцы.
Из коридора послышались тяжелые шаги. Дверь распахнулась. Вошедший на первый взгляд не представлял никакой угрозы: сгорбленный старик маленького роста с глубокими морщинами на лице и костлявыми пальцами, которые вот-вот уронят свечу. И не подумать, что он способен пролить чью-то кровь, но не зря его прозвали палачом… За маской его беспомощности скрывалась бездушная глыба, слепой и глухой исполнитель якобы справедливого закона. Одним своим видом он вызывал страх у тех, кто хоть раз о нем слышал.
Мальчик поднял голову и одарил вошедшего взглядом, полным ненависти. Он боялся не за себя, а за сестру, он готов был сгрызть глотку любому, кто тронет ее, но все, что мог сделать, — сжать ее палец покрепче. Он знал, что молить старика о пощаде бесполезно, но не мог сдаться без боя.
Палача словно подменили, когда он подошел к столу и прикоснулся к инструментам: спина его стала прямее, глаза — более осмысленными. Он нырнул в свою стихию и растворился в ней. За долгие часы, проведенные взаперти, мальчик хорошо продумал, что скажет ему, но вдруг оцепенел. Прошла минута, и старик неспешно протирал плеть какой-то вонючей жидкостью, что-то проговаривая про себя, словно молитву.
— Не трогайте ее, — попросил наконец пленник тихим, но уверенным голосом. Старик сделал вид, что не услышал. — Я беру всю вину на себя, — сказал он громче и требовательнее. — Это я уговорил ее бежать, она не виновата.
— Молчи, — шептала сестра. — Хуже будет.
— Она не виновата! Накажите только меня.
Старик наконец заметил его усилия и окинул их равнодушным взглядом, устало вздохнул и ответил:
— Таков порядок, я не в силах его изменить. — И тотчас же вернулся к работе.
— Да, конечно! Знаешь, чем ты отличаешься от нас? А ничем! Ты такой же раб, как мы. Безвольная сволочь! У самого еще раны не зажили! — Мальчик усмехнулся совсем не по-детски.
О прошлом палача знал каждый во Дворце, но еще ни один прислужник над ним не смеялся. Ненароком или осознанно узник задел его за живое, вывел из себя, и тот вмиг потерял так свойственную ему маску отстраненности. Разозлившись, он опрокинул стол. Миска с кислотой попала девочке под ноги, и она взвыла от боли. Не успел брат оглянуться, как его самого схватили за ворот.
— Заткнись, маленькая тварь! — процедил палач. — Будь моя воля, я бы забил тебя до смерти.
— Безвольная сволочь, — повторил мальчик, стиснув зубы. — Не можешь? Тогда позови короля, я с ним поговорю!
— Кого ты из себя возомнил? — палач засмеялся. — На кой ты сдался владыке, чтобы он тебя слушал? Знай свое место и помалкивай.
— Я требую короля! Требую!
Старик махнул рукой и вернулся к обработке инструментов. Вскоре в дверь вломился кто-то из стражи и взволнованно прошептал:
— Он идет сюда!
Волею судьбы король проходил мимо и все слышал. Он спустился в подвал, чтобы увидеть того, кто осмелился назвать его имя. Как только его грозный силуэт появился на пороге, палач принял покорную позу и скрючился еще сильнее.
— Господин Эдриан, — сказал он услужливо. — Вам что-нибудь угодно?
Прежде чем ответить, король бегло осмотрел комнату и сморщился. С презрением, свысока он взглянул на мальчика — тот даже не опустил головы в отличие от сестры, которая зажмурилась и дрожала.
— Кто меня звал? — спросил Эдриан. Он был широкоплеч и ростом выше палача на две головы. Король навис над пленниками, как гора, которая вот-вот развалится на части и раздавит жертв насмерть.
— Ваше Величество, я все объясню, — заискивал перед ним палач, но его тут же прервали приподнятой ладонью.
— Я звал, — прошептал мальчик.
— Совсем несносный мальчишка, Ваше Величество! Никакая порка на него не действует. А девчонка — его сестра. Они пытались сбежать из Дворца сегодня ночью. Вы знаете, за это полагается по двадцать ударов каждому…
— Она не виновата! — закричал прислужник. — Я уговорил ее, она не виновата! Отдайте мне все сорок, пожалуйста!
— Вот оно что. Ты хочешь взять все наказание на себя? Ради такого пустяка ты взывал ко мне, этого ты требовал?
— Пожалуйста!
— Как трогательно. — Король подошел к девочке, грубым движением взял ее за подбородок и потянул к себе. — Неужели она так тебе дорога?
Глаза мальчика загорелись яростью, его губы задрожали. Ему стоило огромных усилий перебороть себя и выдавить:
— Она не выдержит. Пожалуйста.
Эдриан задумался, отпустил прислужницу.
— Что ж, хорошо. Так и быть, я избавлю ее от мучений, страдать будешь ты один. Согласен? — Мальчику слабо верилось в то, что этот человек сжалится над ними, потому он не спешил с ответом. Он в упор смотрел на короля, пытаясь сыскать в нем хотя бы каплю человечности. — Чего молчишь? Ну? Тебя спрашивает сам властелин мира.
— Да.
— Славно, — Эдриан обнажил в улыбке желтые зубы. — Ты будешь мучиться до конца своих дней. В следующий раз, когда захочешь пойти против того, кто сильнее тебя, ты вспомнишь этот день.
— Ваше Величество, прикажете подготовить одну кушетку? — спросил палач, в душе радуясь тому, что сам не попал под горячую руку.
— Да, для нее. Я с удовольствием посмотрю на это зрелище.
И тут девочку, к тому моменту обессилевшую от страха, развязали и приволокли к смертному ложу. Брат, едва осознав, что произошло, истошно завопил. Он пытался освободить руки, кинуться на помощь, но не мог. Он продолжал умолять о пощаде, обещал, что покорится и слова поперек больше не скажет, но следом же сыпал проклятиями и бранью. Он ругал короля и его род самыми крепкими словами, которые известны не каждому взрослому. Он не заметил, что Эдриан ушел — видно зрелище ему показалось не таким уж и забавным.
Удары не прекращались. Крики становились все тише и тише и совсем умолкли к моменту, когда он вырвался из цепей. Он кинулся к ней и подставился под удар. Плеть хлестнула по его лицу, и по щеке протянулась огромная красная полоса. Он прижался к