— Прекрасно представляю тебя в роли экономки — я не хочу тебя обидеть, просто хочу сказать, что ты всегда управляла поместьем Грейстоун самым превосходным образом, — беспечно заметил Том. — И к тому же ты знала Гренвилла много лет.
Амелия немного встревожилась. Ведь он ничего не должен был знать об оставшемся в прошлом романе.
— Гренвилл был моим соседом, сколько себя помню. Как поживаешь, Том? Ты теперь практикуешь в Лондоне?
Том был адвокатом.
— Здесь, в городе, к нам обращаются не так много обвиняемых в контрабанде, — рассмеялся он. — Так что я по-прежнему работаю дома. И все же я очень полюбил Лондон. Здесь так много можно увидеть и так много сделать! А как ты? Тебе нравится в городе? Мне всегда казалось, что тебе больше по душе жизнь в деревне.
Амелия гадала, сколько же будет продолжаться эта светская пустая болтовня.
— Я люблю деревню и скучаю по дому, но я люблю и город. Хотя у меня здесь нет ни минутки свободной, чтобы выйти прогуляться, потому что ужасно занята делами этого дома, я лишь навестила Джулианну, — сболтнула она и тут же пожалела об этом.
Том улыбнулся:
— И как поживает графиня?
Амелия застыла в напряжении.
— У нее все замечательно. Надеюсь, ты не дуешься на нее, Том. Джулианна счастлива в браке.
— Да, она любит его светлость, и у них ребенок. — Он пожал плечами. — Я очень любил ее когда-то. Я счастлив за нее.
Амелия надеялась, что он говорит правду.
— Как дела у твоей матери? Ты уже виделась со своими братьями? Как я понимаю, у них все в порядке?
— Маме, безусловно, очень нравится в городе. Гарретт каждый день возит ее на прогулку по окрестностям или в парк. — Амелия нерешительно помедлила. — Оба моих брата поживают хорошо.
Она решила не вдаваться в подробности.
— А Гренвилл? Могу себе представить, как он горюет по своей покойной жене. Ты поступила смело, Амелия, устроившись к нему на работу в такой ситуации.
— Сейчас сложное время, — ответила она, понимая, что разговор по-прежнему движется к опасной теме.
— Гренвилл должен ценить усилия, которые ты прилагаешь ради него и его семьи, — задумчиво промолвил Том. — А ты печешь детям те кукурузные мафины, которые обычно готовила?
— Здесь есть повар, и я еще не дала ему этот рецепт. — Она начинала волноваться еще больше.
— Тебе обязательно стоит поделиться с ним рецептом. За это мальчики будут просто обожать тебя.
Внезапно Амелия поймала себя на том, что больше не может продолжать этот разговор ни о чем.
— Почему ты приехал? Я могу чем-то тебе помочь?
— В некотором смысле мы — соседи. Я хотел убедиться, что ты справляешься со своей должностью. Говорят, Гренвилл — довольно тяжелый человек. Это правда?
— Откуда мне знать? — кратко ответила она.
— Брось, Амелия, всем известно, что он жил отдельно от своей жены. Я даже слышал, что он ходит во сне. Ты уже заставала его гуляющим в поздний час, замечала, что он странно себя ведет? — Том рассмеялся так, словно этот разговор развлекал его.
Ее сердце кольнула тревога. Амелия нисколько не сомневалась, что теперь Том расспрашивал ее всерьез.
— Конечно нет, — ответила она и вдруг рассердилась. — А ты все еще радикально настроен, Том?
Его глаза удивленно распахнулись, но улыбка не дрогнула.
— Я не предаю своих принципов, Амелия. Я не склонен резко менять свои убеждения, как Джулианна.
Никакие другие нападки не могли быть более очевидными.
— У Джулианны очень твердые принципы. Она верит в свободу для всего человечества — не только для бедных и угнетенных.
— С каких это пор ты стала увлекаться политикой?
Амелия пропустила его вопрос мимо ушей.
— Насколько я понимаю, ты поддерживаешь Францию, даже несмотря на то, что она находится в состоянии войны с нашей страной?
— Насколько я понимаю, ты стала роялисткой — совсем как твоя сестра? — в тон ей, уже без улыбки, заметил Том. — Могу себе представить, о чем вы с Гренвиллом разговариваете… Вам ведь есть что обсудить?
Амелия в изумлении открыла рот.
— Что это значит?
— Десять лет назад я был рядом, Амелия, — на тот случай, если ты забыта. Мы с Джулианной были друзьями, когда Гренвилл ухаживал за тобой.
Амелия была потрясена. Надо же, а она совсем забыла об этом!
— Не могу понять, почему ты решил поднять эту тему. Это весьма не по-джентльменски с твоей стороны.
— Ага, воистину — дыма без огня не бывает!
— Что все это значит? — закричала она.
— Ты когда-либо встречала Анри Журдана? — все так же серьезно спросил Том.
Амелия не имела ни малейшего представления, о ком он говорил. Но почувствовала, что должна быть особенно осторожной с ответом.
— Я была достаточно снисходительна, чтобы смотреть сквозь пальцы на твою размолвку с моей сестрой. Но ты пришел в этот дом с явно провокационными намерениями. У меня нет ни малейшего желания продолжать это общение. Всего доброго, Том.
— Журдан ведь приходил к Сент-Джасту, верно?
— Всего доброго. — Амелия подошла к двери и распахнула ее. Ее тело била дрожь, но Амелия старалась не подавать виду. — Ллойд! Пожалуйста, проводите мистера Трейтона до дверей.
Она обернулась к Тому:
— Прошу, не заставляй меня запрещать тебе визиты в этот дом.
Тот ухмыльнулся в ответ:
— И с чего бы тебе так поступать? — Он шутливо отсалютовал Амелии, неспешно проходя мимо нее. — Смотри, как бы потом не пожалеть об этом.
Ллойд отправился проводить Трейтона до двери, и Амелия посмотрела им вслед. Только когда дверь за Трейтоном закрылась, она стиснула руки и в изнеможении опустилась на ближайший стул.
Что же привело к этой стычке?
И кем был этот Анри Журдан?
Амелия не могла ответить на эти вопросы, но понимала, что полагаться ей теперь стоило только на интуицию. Том был врагом, и он почему-то охотился на Саймона.
Было уже очень поздно, а Саймон до сих пор не вернулся.
Амелия нервно прохаживалась по его кабинету. Днем Саймон прислал записку, сообщив, что не вернется к ужину и, возможно, даже не успеет пожелать мальчикам спокойной ночи. Он ничего не объяснил, и час назад мальчики легли спать.
Амелия решила, что будет следить за Гренвиллом, чтобы выяснить правду о его деятельности. Но ей была ненавистна сама мысль о том, чтобы рыться в его личных вещах. Это шло вразрез с моральными принципами. И все же за прошедший час Амелия обыскала все ящики его письменного стола. И не обнаружила ничего настораживающего — за исключением того, что пистолет исчез.
Саймон ушел из дому в первой половине дня. Почему он счел необходимым разгуливать средь бела дня с заряженным пистолетом?