Но вернемся к людям — мерцающие пятна не заставят их пересраться настолько, чтобы принудить к бегству. И есть еще такие, вроде «Увидимся-в-Фейри» цыпочки, сутками зависающие в «Честере», щеголяя новой осиной талией от «Папы Роуча», торгуя телом, и соревнуясь друг с дружкой, кто сожрет столько Невидимых, что станет бессмертной и первой зависнет в Фейри. Они скорее намеренно задержатся, если увидят мерцающие пятна просто потому, что это типа так мило. Гы-ы, некоторых цыпочек надо просто отстреливать. Вырезать из общего генофонда.
Стоит поместить в мою газету парочку фотографий, в качестве наглядного пособия ужасного конца деяний Ледяного Монстра. Нужно смотаться в Дублинский Замок и сделать пару-тройку кадров. Потом добраться до штаб-квартиры и запустить печатный пресс! Обожаю печатать свои листовки. К тому же у меня в два раза больше причин поторапливаться. После увиденных плакатов «мэд ин» Принцев Невидимых «РАЗЫСКИВАЕТСЯ», люди, несомненно, переживают по поводу увязавшегося за мной хвоста! Мне надо успокоить народ, дать знать, что я по-прежнему в строю.
— Ты наверное Дэни!
Я разворачиваюсь.
И резко подскочив на каблуках, продолжаю поворот дальше. Была б моя воля я бы и весь чертов путь до Китая проделала. Я крутанулась таким образом, чтобы она снова оказалась за моей спиной и замерла, переводя дух. Не хочу смотреть на нее. Не хочу, чтобы она видела мое лицо. Вот надо ж мне было так! Я не была готова к такому. Черт, и никогда не буду. Одно дело знать, что она где-то там, вместе с Мак. И совсем другое — смотреть ей в лицо.
Черт, черт, черт.
Я «нацепляю» на лицо маску, поворачиваюсь и начинаю игру в притворство:
— А вы Рэйни Лейн, — возвращаю я ей. Те же прекрасные светлые волосы, как у ее дочерей, даже притом, что они обе приемные. То же милое поведение: шикарная женственность глубокого Юга. Она прогуливается по холодному, мрачному послеобеденному Дублину, одетая так, будто кого-то заботит, как она подбирает цвета и аксессуары. Уверена, Джека Лейна заботит. В отличие от большинства встреченных мною женатых пар — не то чтобы я много их встречала — они, похоже, без ума друг от друга. Я видела их в фотоальбоме Алины. Потом в альбоме Мак. Я разглядывала фото этой женщины, держащей своих совсем еще маленьких дочурок. И размышляла над снимками, где она лучезарно улыбалась рядом с ними, когда те уже выросли.
Точно также она светится и сейчас.
Как будто не знает, кто убил ее дочь. Похоже, все же не знает. Видимо, последний раз Мак говорила с ней до того, когда та обнаружила, что именно я повела Алину в ту аллею навстречу ее смерти.
На секунду я воображаю глупую картину, как бы она смотрела на меня сейчас, если бы знала. У меня спирает дыхание и я цепенею на месте. Нужно лучше управлять внутренними позывами, иначе меня просто вырвет. Она бы ненавидела меня, на дух не переносила, смотрела на меня, как на самое отвратительное и ужасное существо на планете. И попыталась бы выцарапать мне глаза.
Вместо этого в ее глазах светится это… эта… материнская дребедень, с какой-то любовь, словно я — лучшая подруга ее дочери или что-то в этом роде, а не убийца ее старшей дочери. Я думала, что Мак — наихудшее, с чем я могла бы на этих улицах однажды столкнуться лицом к лицу.
Я задушена в объятиях до того, как успеваю от них увернуться, что показывает, как я ошарашена. В удачный день мне ничего не стоит уклониться от капли дождя! Я забываюсь на секунду, потому что у нее мягкие руки мамы, волосы и шея, в которые хочется зарыться и обнимать. Все заботы тают на материнской груди. Она приятно пахнет. Я окутана облаком, отчасти состоящим из ее духов, отчасти чего-то, что она не так давно пекла, и отчасти чего-то неопределенного, думаю это материнские гормоны, которые не источает кожа женщины, пока она не обзаведется ребенком. А в сочетании — это один из лучших запахов в мире.
После того, как умерла моя мама и Ро забрала меня в аббатство, я использовала любой подвернувшийся случай, чтобы сбегать домой каждые пару дней. Я пробиралась в мамину спальню, чтобы почувствовать ее запах на подушке. У нее была желтая подушка с вышивкой по краям, точь-в-точь, как моя любимая пижама. Однажды запах исчез. Исчез без следа. Для моего супернюха не осталось ни единого крошечного аромата. В тот день я поняла, что она никогда не вернется.
— Отпустите меня! — Я с трудом высвобождаюсь из ее объятий и отступаю, нахмурившись.
Она светится, как один из сверхзаряженных риодановских фонариков.
— И перестаньте мне так улыбается! Вы меня даже не знаете!
— Мак мне столько о тебе рассказывала, что теперь, смело, можно сказать: я знаю о тебе все.
— Это было бы глупо с вашей стороны.
— Я читала последний номер «Дэни Дейли». Мы с Джеком ничего не слышали о той дряни. Ты такая молодец, что информируешь всех. Уверена, это требует серьезной работы.
— И? — подозрительно спрашиваю я. Чувствую, что следующая фраза начнется с «но».
— Но тебе больше не надо этим заниматься, милая. Иди, отдохни, а взрослые обо всем позаботятся.
— Ага, щаз. А когда пали стены, взрослые тоже обо всем позаботились? И с тех пор они за все отвечают? Какую прекрасную работу вы все делаете!
Она смеется, и ее смех звучит музыкой для моих ушей. Материнский смех. Я таю, как ни от чего другого. Наверное, потому что так редко слышала его от собственной мамы. Кажется, я всего раза три заставляла свою мать смеяться. И все — до того, как я научилась «перемещаться». Может, и после этого случалось раз или два. Я старалась. Я вспоминала увиденные по телевизору смешные моменты, когда ее не было. Я смотрела мюзиклы, разучивала веселые песенки. Но это все было неправильно. Рэйни Лейн смотрит на меня с куда большим одобрением, чем я видела от своей матери.
— Вам пора. Нет, постойте. Вам нельзя оставаться здесь одной. Я найду кого-нибудь, кто сопроводит вас до места, куда бы вы ни направлялись. И что вы делаете, разгуливая по Дублину совсем одна? Неужели не знаете? Улицы кишат самыми разными монстрами! Скоро стемнеет!
В нее надо вдохнуть немного здравого смысла.
— Какая ты милая, так заботишься обо мне! Но в этом нет необходимости. Джек вон за тем углом, на стоянке, милая. Ближе к парку на улицах слишком много обломков. Я все время говорю мистеру Риодану, что надо бы расчистить вокруг клуба, но у него все руки никак не доходят. Я подумала, что надо бы ему с этим помочь. Он очень занятой человек, знаешь ли, у него много неотложных дел.
— На темные делишки уходит немало времени, не так ли?
Она смеется, и я впервые начинаю подозревать, что она, возможно, не в курсе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});