монитору «приема» или «передачи» на колесиках, тихо гудевшему в северо-восточном углу Камеры сна. Техники «Команды сна» – некоторые из которых, как выяснилось, были студентами Медицинского отделения в близлежащем Университете Рутгерса, – в основном носили бесшумную, белую обувь и расстегнутые «лабораторные» халаты нараспашку поверх ежедневной или «штатской» одежды. К некоторому нашему удивлению, три из, видимо, «стеклянных» стен нашей Камеры сна в реальности оказались по пребывании в стенах Камеры зеркальными, так что мы изнутри не могли разглядеть техников или записывающее оборудование, тогда как четвертая, или последняя, стена интерьера представляла собой сложный видеоэкран или «проекцию» размером со стену с различными расслабляющими или убаюкивающими видами, «сценами» или картинами: поля кивающей пшеницы, журчащие ручьи, зимние ели, облаченные в свежевыпавший снег, лесные зверьки, покусывающие периодическую падалицу, приморские рассветы и так далее в подобном духе. Матрасы и одинокие подушки на койках-близнецах, как также оказалось, были обернуты целлофановым веществом и слышно поскрипывали по каждом движении, что я находил отвлекающим и каким-то несанитарным. Также койки содержали вдоль краев металлические бортики, которые казались выше и существеннее, чем бортики или края, присущие ассоциациям с более типичной «больничной» койкой. Назначенный на наш случай Сомнолог – доктор Пафян, с вышеописанным сдержанным видом, «сединой в голове» и сессильным черепом, – объяснил, что в число дисфункций сна некоторых пациентов входят сомнамбулизм или некие неистовые или даже потенциально опасные движения в разгар сна и что бортики на 65 см из матовой стали, приделанные к краям коек Камер, установлены по решению страхового андер-райтера Клиники Сна.
Также – поскольку легкое чтение в среднем от 20 до 30 минут перед тем, как Хоуп традиционно выключает свет в «бра» над своей кроватью, было довольно твердо установленной частью наших супружеских привычек в подготовке к отходу, – мы с Хоуп провели три последовательных среды подряд, 20 или больше минут неловко сидя в узких койках «колыбельного» вида (из-за высоких латеральных бортиков) с одной только хрустящей казенной подушкой под спину, якобы «читая» в соответственных койках в Камере сна, как дома, каждый со своей текущей предпочитаемой «livre de chevet», которые Хоуп привозила из дома в своей сумке Книжного клуба, но которые в этом искусственном окружении были лишь «реквизитом», и я не более чем рассеянно листал страницы «Песочных замков» Курта Эйхенвальда[48], пока идея расслабиться или «сомлеть», будучи опутанным ЭЭГ-накладками и ерошащимися проводами, целиком отражаясь в трех из стен маленькой кельи, казалась фарсовой или абсурдной; но я – после доверенной, хоть и келейной «консультации» с Джеком Вивьеном – теперь был решительно настроен целиком пройти эксперимент по техническому комплаенсу и не жаловаться, колебаться или давать Хоуп какой-либо повод заподозрить или подумать, что я не готов целиком выполнить свою сторону «сделки». (Тем не менее, признаться, иногда, например, в поездке, особенно, конечно, в ежедневном пути через Гарден-Стейт-Парквей или на запад по 195-му – через платную дорогу «Джерси» – и «I»-276 вокруг верхней границы метрополии Филадельфии до кампуса вне-штатного Брин-Мара, чтобы в дальнейшем припарковать автомобиль на Монтгомери-авеню и смотреть снизу вверх, как включается или выключается свет в комнате Одри в обще-житии первокурсников [или, более формально, «Ардмор-хаусе» – в честь покровителя колледжа из Девятнадцатого века, – построенном или «выполненном» в виде отвесной, серой, головокружительной, зубчатой башни или крепости средневековой эпохи в стиле «Мартелло»] в северо-восточном углу Четвертого этажа башни или «твердыни», пока она перемещается по комнате после спаренных уроков или готовится отойти ко сну или раздеться, – я впадал в такое расстройство или меланхолию или поддавался такому ошело-мляющему страху или «ужасу» безо всякой различимой или уважительной причины [это чувство, несвязанное с депривацией сна, чьи симптомы к этому моменту времени я уже столь хорошо изучил, как будто находит как «из ниоткуда» и возникает, так сказать, из какой-то глубокой, подсознательной, психической бездны или «дыры»], что я задумывался о том, чтобы намеренно «вильнуть» через разделительную черту навстречу встречному движению. Этот страх в среднем длился всего миг-другой).
Однако несмотря на мою нервозность или возбуждение из-за будущей перспективы объективной удостоверения моей «стороны» в диспуте, из-за пожизненного обычая или привычки лежать навзничь на спине с согнутыми локтями и сложенными – одна ладонь поверх другой – ладонями расслабление, пока мягкие пейзажи и резкий свет Камеры сна внешне отключались где-то извне Камеры, давалась мне куда проще в противоположность Хоуп, в чьих привычках (в отличие от нашей Одри, которая предпочитает свернуться в некой позе «зародыша» на правом боку и часто как будто просыпается ровно в той же позе, в какой изначально лишилась сознания) погружаться в сон «ничком», или на животе, с раскинутыми руками и повернутой или, так сказать, почти жестоко «выкрученной» вбок головой, словно сзади и сверху ее придавливает какой-то тяжелый, нежеланный вес (поза, которую большинство взрослых найдут откровенно неудобной), и потому она жаловалась «Команде сна», что ей будет почти невозможно по-настоящему провалиться в сон навзничь и лицом, так сказать, «вверх», как диктовали накладки и провода ЭЭГ. Тем не менее впоследствии она (как обычно) проваливалась в сон быстро; и на нашу «ночевку» второй среды в Камере сна уже ни она, ни «доктор Пафян» (когномен или фамилия Специалиста по сну) не говорили о ее яростных протестах на прошедшей неделе.
Как упоминалось выше, диагностический протокол предписывал приезжать и «ложиться» вместе спать в Мемориальную Клинику Сна Дарлингов, раз в неделю в течение возможного срока в пределах шести недель, пока мои с Хоуп паттерны соответственных мозговых волн мониторили, а любые неподобающие движения, звуки или пробуждения записывали на ин-новационную Инфра-красную видеопленку для «низкой освещенности» (Хоуп взяла за привычку равным образом удостоверить качество аудиозаписи, пока я нейтрально рассматривал расслабляющие картины на экране на Четвертой стене), которую затем проанализирует наш Сомнолог, чтобы в конечном итоге сформировать базу для медицинского диагноза и рекомендованного курса лечения. Сам я, конечно, как упоминалось выше, с некоторым предвкушением ждал эмпирического удостоверения в записях того факта, что, когда Хоуп вскрикнет в ярости, чтобы внове обвинить меня в «храпе», мои ЭЭГ-волны обозначат, что я не только не сплю по-настоящему, но и что, напротив, собственные «показатели» мозга Хоуп убедительно докажут то, что на самом деле это она в это время действительно спала и видела сны, галлюцинации или какие-либо иные «фантазии» о неприятных звуках, которые, как она непреклонно верила, «лишали» ее сна, здоровья, молодости и способности верить, что мы с ней все еще «на одной волне» и наш брак – нечто большее, чем асексуальный фарс, особенно теперь, когда Одри больше нет дома, чтобы «занимать» мои мысли или служить «фокусом [моего] расположения» (что Хоуп