ничего не должен тратить. Больше о расходах не беспокойся, идем за лошадьми. Как насчет карабина?
- Зачем нам карабин? У меня есть револьвер. Для тебя я тоже подберу оружие полегче.
- В тайге лучше карабин. Я в свое время неплохо с ним управлялась. Опять экономишь?
К обеду все было подготовлено. Лошади были навьючены, карабин приобрели у старшего брата Сергея, который ни о чем не спросил. Выехали из города открыто, любопытным Сергей объяснял, что едут на заимку поохотиться, порыбачить, побродить по осенней тайге. Никто никаких вопросов не задавал, да и какие могут быть вопросы, если молодой офицер едет на заимку с голубоглазой красавицей.
Погода путникам не благоприятствовала, небо затянуто облаками, моросил мелкий дождик. Накинув плащи, они двинулись неспешной рысью по проселочной дороге и, преодолев более сорока километров, расположились на ночлег. Проселок уже давно превратился в еле заметную тропу, а в сумерках выдерживать направление стало затруднительно. Ника установила палатку, а Сергей отыскал сухостой и смог разжечь костер. Лошадей стреножили и оставили пастись на небольшой поляне. Овес для них был, но пока решили его поберечь. Зверья поблизости не было, костер должен был отпугнуть крупных хищников.
Палатку Ника установила под огромной сосной, но от дождя и сырости это помогало мало. Укрыв провизию в палатке, - место позволяло, - они улеглись сами. Сергей лег с краю и здоровой рукой обнял Нику, что не стало для нее неожиданностью. Она не стала противиться объятиям, поскольку так было теплее, но когда его рука потянулась к груди, Ника решительно воспротивилась.
- Понимаешь, Сергей, я только что потеряла мужа в очень мерзких обстоятельствах. Еще и десяти дней не прошло. Во мне горит обида, злость, ревность, но любви во мне нет. Мы ведь не животные, чтоб заниматься этим без любви. Ты мне нравишься, и я считаю тебя порядочным человеком. Должно пройти время, пойми меня.
- Извини! Я за эти два дня успел тебя полюбить, несмотря на все твои тайны. Я буду держать себя в рамках приличия.
- Мы не установили дежурства, наверное, это безрассудно. Сегодня рискнем так, а завтра будем спать по очереди.
Ночь прошла спокойно, утром быстро позавтракав, они отправились дальше. Тропа исчезла, и они выдерживали направление по компасу, к счастью больших рек по пути не было, а тайга была вполне проходима. Пообедали они сухим пайком, вскипятив на примусе чай. За день было пройдено чуть больше шестидесяти километров, и Ника стала узнавать знакомые места, не сильно изменившиеся за десять лет. Однако, дождь моросил не переставая, и к вечеру она стала покашливать. Сергей, заметив это, встревожился, и за ужином он заставил ее выпить два глотка самогона, флягу с которым он предусмотрительно взял с собой. Дежурство он взял на себя. Лошадям задал овса, чтоб придать животным сил, поскольку дождь и сырость донимали их тоже. Дремал вполглаза, через каждый час выходя из палатки, подбрасывая сушняк в костер.
Утром Нике стало хуже, хотя она старалась держаться изо всех сил. Они были почти на середине пути и о возвращении слушать не хотела. Дождь продолжался, плащи давно промокли насквозь, одежда была влажная. Женщина с трудом сидела в седле, Сергей свернул сырую насквозь палатку, загасил тлеющие угли костра и взобрался на лошадь. Движение путников замедлилось, Нику бросало то в жар, то в холод, несколько раз она чуть не выпала из седла. Даже лошадь, почувствовав неладное, старалась ступать мягче, иногда ржанием привлекала внимание Сергея. Сам же он не ощущал ни холода, ни сырости, ни усталости, сосредоточив свое внимание на любимой женщине, отвлекаясь только то, чтоб сверить маршрут движения с картой. Во время короткой остановки, он напоил ее горячим чаем, и заставил сделать глоток самогонки. От пищи она отказалась. Сам он ограничился сухарями с вяленым мясом.
Вечером, найдя относительно сухое место под огромными деревьями, Сергей поставил палатку, разжег костер, на котором постарался просушить носки. Затем, разложил на полу все оставшиеся сухие вещи, втащил в палатку Нику, которая временами заходилась в кашле, дыхание ее было хриплым, а лицо горело от сильного жара. Сергей, не раздумывая больше, раздел ее до гола, и стал растирать самогонкой, затем собрал оставшиеся у него и у нее сухие вещи, одел ее, а на ноги натянул еще теплые от костра носки. Влив ей в рот оставшуюся самогонку и накрыв относительно сухим своим бушлатом, он вышел из палатки и закурил. Растирая обнаженную женщину он не чувствовал никакого вожделения, только огромную нежность. Он подбросил в костер сухой ствол, когда-то большого дерева, сел неподалеку и задумался, глядя на огонь. Если бы ему неделю назад сказали, что он в сырую промозглую погоду отправится по тайге неизвестно куда, неизвестно зачем и неизвестно с кем, он бы не поверил. А теперь, он готов был на руках нести эту женщину к цели их путешествия.
Размышления его были прерваны жалобным ржанием лошадей, а затем он услышал громкий рык хозяина тайги. Сергей быстро метнулся в палатку и схватил карабин. Стрелять одной рукой было неудобно, особенно передергивать затвор, но чувство опасности ускорило его движения. Первый выстрел он сделал наобум, а четыре последующих ориентируясь на раздавшийся повторно рык. Очевидно, не все пули ушли в пустоту, поскольку послышалось взвизгивание и удаляющийся треск веток. Он вернулся в палатку, перезарядил карабин и подошел к лошадям. Животные вели себя спокойно, можно было и ему немного вздремнуть. Ника металась в бреду, иногда выкрикивала что-то непонятное, очевидно связанное с авиацией, иногда звала Вадима. Сергей старался укутать ее своим бушлатом и гимнастеркой. Сам он холода не чувствовал, все его чувства воплотились в одно, - любовь к этой женщине.
Утром, проснувшись, он сразу понял, что Ника спит спокойно, под бушлатом она вся промокла от пота. Дыхание было ровным, без хрипов. Сергей достал из мешка полотенце и осторожно обтер женщину, стараясь не разбудить. Затем, он вышел из палатки и закурил. Погода изменилась, облака исчезли, дождя