Читать интересную книгу Укрощение - Камилла Лэкберг

— Что здесь произошло? Где твои мама и папа? — спросила она перепуганную девочку.

— Не знаю, все так запуталось!.. — всхлипывая, произнесла Молли.

Писательница посмотрела на кандалы, приделанные к тяжелой цепи. Эту цепь она заметила еще в прошлый раз, когда побывала в этом подвале. Именно на этой цепи сидела много лет назад Луиза. Повернувшись к пожилой женщине, Эрика с состраданием поглядела на нее. Лицо у нее было грязным, и морщины на нем казались особенно глубокими.

— Вы не знаете, здесь есть ключи, чтобы я могла освободить вас? — спросила Фальк пленниц.

— Ключ от моих наручников лежит вон там, — ответила Хельга и указала на скамью у противоположной стены. — Если ты освободишь меня, мы сможем вместе поискать ключ от наручников Молли. От них другой ключ, и я не видела, куда он делся.

Эрику впечатлило спокойствие пожилой женщины, и она поднялась, чтобы взять ключ. У нее за спиной Молли продолжала всхлипывать и бормотала что-то, чего писательница не понимала. Держа в руке ключ, она вернулась обратно и уселась на полу рядом со старой женщиной:

— Что произошло? Где Юнас и Марта? Это они приковали вас здесь? Боже мой, как можно поступить так с собственным ребенком?!

Фальк продолжала бормотать все это, возясь с замком, но внезапно осеклась. Ведь она говорила о маме и папе Молли! Какими бы они ни были и что бы ни натворили, это по-прежнему ее родители.

— Не волнуйтесь, полиция поймает их, — тихо проговорила писательница. — То, что сделал с вами и с Молли ваш сын, — ужасно, но я обещаю, что его ждет наказание, — подняла она глаза на фру Перссон. — Я знаю предостаточно, чтобы он и его жена никогда не вышли из тюрьмы.

Замок открылся, и Эрика поднялась, отряхивая колени. Затем она протянула руку, помогая пожилой женщине подняться.

— Попробуем теперь разыскать второй ключ, — проговорила она.

Бабушка Молли посмотрела на нее странным взглядом, смысл которого Фальк поняла не сразу, и тревожное чувство сдавило освободительницу изнутри. После нескольких минут молчания Хельга наклонила голову набок и произнесла на удивление спокойно:

— Юнас — мой сын. И я не могу позволить тебе испортить ему жизнь.

С неожиданной быстротой она наклонилась, схватила лопату, лежавшую на полу, и вскинула ее над головой. Последнее, что услышала Эрика, был истошный крик Молли — и все погрузилось в темноту.

* * *

Странное чувство охватило полицейских, когда они вернулись на ферму, где провели много часов в свете прожекторов, открывших им страшную правду. Там было тихо. Лошадей уже поймали, однако не вернули в конюшню — крестьяне с окрестных хуторов на время оставили их у себя. Хозяева животных пропали, так что другого решения пока не было.

— Раз мы теперь все знаем, нам, наверное, нужно выставить караул, — произнес Йоста, когда они шли по пустому двору.

— Согласен, — кивнул Мелльберг.

Патрик тоже кивнул. Задним числом легко проявлять мудрость — однако Йоста был прав. Свежие следы шин вели к дому Эйнара и Хельги, а также оттуда. Зато перед домом Юнаса и Марты не было никаких следов — ни от людей, ни от машин. Может быть, они подумали, что кто-то из полицейских остался охранять дом. Патрика охватило неприятное предчувствие. Учитывая ту невероятную версию, которая начала у них складываться, невозможно было предсказать, что их ждет дальше.

Мартин открыл входную дверь и вошел.

На этот раз они не стали кричать, а вошли тихонько и внимательно огляделись. Однако в доме ощущалась своеобразная пустота, которая подсказывала Хедстрёму, что все, кто мог, сбежали отсюда. Следующая проблема — понять, где находятся четыре человека, которые все еще считались пропавшими. Одни исчезли по своей воле, другие — нет. Оставалось только надеяться, что все они живы, хотя полной уверенности в этом вопросе у Патрика не было.

— Так, мы с Мартином поднимемся наверх, — сказал он и повернулся к Бертилю с Йостой. — А вы оставайтесь внизу на случай, если кто-нибудь вдруг появится.

С каждым шагом вверх по лестнице Хедстрём все больше убеждался, что что-то не так. Все его существо сопротивлялось тому, что ждало его на втором этаже. Однако ноги сами несли его вперед.

— Тс-с-с! — прошептал он и вытянул руку, чтобы остановить Молина, пытавшегося обогнать его. — Надо быть предельно осторожными!

Он достал пистолет и снял его с предохранителя. Мартин последовал его примеру. С оружием в руках напарники тихо прокрались по последним ступенькам. Первые комнаты, выходившие в холл, были пусты, и они пошли дальше к самой дальней спальне.

— Ах ты, черт! — Патрик опустил оружие. Мозг регистрировал то, что он видел, однако сознание отказывалось это воспринять.

— Черт! — повторил Мартин у него за спиной, и Хедстрём услышал, как коллегу вырвало.

— Не будем входить, — сказал он, остановившись на пороге и разглядывая чудовищную сцену. Эйнар полулежал в кровати. Культи его ног лежали на одеяле, а руки свисали по бокам. Возле одной руки лежал шприц — Патрик подумал, что в нем, скорее всего, был кетамин. Окровавленные глазницы старого Перссона были пусты. Казалось, все было сделано наспех — кислота протекла, разъев щеки и грудь больного. Из ушей у него вытекли струйки крови, а вместо рта было кровавое месиво.

Слева от кровати стоял включенный телевизор, и только теперь Хедстрём понял, что показывалось на экране. Он молча указал на него и услышал, как Мартин за его спиной мучительно сглотнул.

— Что за чертовщина? — спросил молодой полицейский.

— Мне кажется, мы нашли фильмы, которых не обнаружилось под сараем, — отозвался Патрик.

* * *

Хамбургсунд, 1981 год

Она устала от их вопросов. Берит и Тони постоянно спрашивали, как она себя чувствует и не грустно ли ей. Она не знала, что отвечать, не знала, что они хотели от нее услышать, и поэтому отмалчивалась.

К тому же она старалась держаться максимально спокойно. Несмотря на все те долгие часы, проведенные в подвале, где ей приходилось есть из миски, как собаке, она была уверена, что мама и папа защитят ее. Но с Берит и Тони все было по-другому. Вдруг они отошлют ее, если она будет плохо себя вести? А она хотела остаться здесь. Не потому, что ей очень нравились супруги Валландер или ферма, а потому, что она хотела быть с Тесс.

С самой первой минуты они с Тесс узнали друг в друге родственные души. Они были так похожи! И она так многому научилась от подруги. Шесть лет она провела на ферме — и порой сдержать ярость бывало непросто. Ей так хотелось увидеть боль в глазах другого, испытать ощущение власти, но благодаря Тесс она поняла, что должна подавлять свои импульсы и скрываться под маской нормальности.

Когда тоска становилась невыносимой, девочки брались за животных. Однако они всегда стремились сделать вид, что повреждения возникли иным образом. Берит и Тони ничего не заподозрили. Они только охали по поводу того, как им не повезло, не понимая, что Луиза и Тесс сидели рядом с больной коровой, потому что наслаждались муками животного и тем, как в его глазах медленно угасал огонь жизни. Приемные родители были наивными и глупыми.

Тесс куда лучше Луизы умела сливаться с окружением и не привлекать к себе внимание. По ночам она рассказывала об огне, о том, какая это эйфория — видеть, как кто-то горит. Говорила, что может держать эту страсть в руках и сдерживаться, пока не возникнет подходящий момент.

Больше всего Луиза любила ночи. С самого первого дня они с Тесс спали в одной кровати. Поначалу — чтобы греться и испытывать защищенность, но потом в их отношения вкралось нечто новое. Дрожь пробегала по их телам, когда они соприкасались под одеялом. Они осторожно начали изучать друг друга, ощупывая кончиками пальцев неизвестные формы, пока не узнали каждый миллиметр тела друг друга.

Луиза не знала, как описать это чувство. Любовь? Она никогда никого не любила — как, впрочем, и не ненавидела. Мамочка наверняка думала, что она ненавидела их с отцом и братом, но это было не так. Ненависти Девочка не испытывала — только безразличие по поводу того, что другим казалось таким важным. А вот Тесс умела ненавидеть. Иногда Луиза видела, как ненависть вскипает в глазах ее подруги, когда та с презрением разговаривала с людьми, желавшими им зла. Она часто расспрашивала — о папе Луизы, о мамочке и о брате. И о бабушке. После того как бабушка приезжала на ферму, Тесс вспоминала о ней несколько недель, интересуясь, относится ли она к тем людям, которые заслуживают наказания. Сама Девочка не понимала этого гнева. Нельзя сказать, что она ненавидела кого-то в своей семье — ей было на них совершенно наплевать. Родители и брат перестали существовать для нее с того момента, как она перебралась к Тони и Берит. Они стали ее прошлым. А Тесс была ее будущим.

Единственное, что она хотела сохранить в памяти из прошлого, — это истории папы о цирке. Все имена, города и страны, звери и головокружительные номера, как все это пахло, как звучало, яркие краски, превращавшие цирк в магический фейерверк… Тесс обожала ее рассказы. Каждый вечер она желала слушать их снова и снова и всегда задавала вопросы: о людях в цирке, об их жизни, о чем они говорят — и, не дыша, выслушивала ответы.