– Иоланта! – сказал он. – Хочешь посмотреть на наши пасхальные яйца? Вчера мы с Давидом… – начал было он, но потом осекся и стыдливо опустил голову, – я хочу сказать, с Йозефом. Мы пошли в церковь освятить яйца. Мне показалось, что все на нас как-то странно смотрят, и я послал Йозефа вперед, посмотреть, что нам надо делать и как себя вести. Йозеф вернулся и сказал, что ничего там сложного нету. Священник просто освятил яйца, и все. Мама… она хочет, чтобы мы ее звали мамой… сказала, что нам очень важно было все это сделать.
Ирена полюбовалась пасхальными яйцами и сказала:
– Ты очень храбрый мальчик.
– А ты видела маму с папой? А мы скоро поедем обратно домой?
Из окна квартиры была видна туча дыма над горящим гетто, а запах гари чувствовался даже в комнатах.
– Я не знаю, – сказала Ирена. – Это как ждать, пока из яиц вылупятся цыплята. Надо просто верить, что это когда-нибудь случится.
– Но из этих яиц никто никогда не вылупится… даже если вернется мама-курица и будет их высиживать. Они вареные.
* * *
Пятидневная Aktion по окончательной ликвидации гетто превратилась в трехнедельный «штурм бункеров». До восстания стена позволяла полякам притворяться, что они не знают о творящихся за ней ужасах. Но восстание встряхнуло поляков и пробудило национальную совесть.
За время восстания списки Ирены пополнились таким количеством имен, что им с Ягой снова пришлось выкапывать и закапывать банки раз в неделю. После одной такой операции, убрав карбидную лампу и лопату, Яга вытащила и укромного места и развернула на столе стопку грязных машинописных листов.
– Я получила это от нашей связной из гетто. Это дневник ее друга, бойца ЖОБ. Я не знаю его имени, но послушай, что он пишет:
«Все мысли только о том, чтобы глотнуть свежего воздуха. Жара в бункере неимоверная. Воздух пропах плесенью. Воздуха просто нет. От недостатка кислорода сами собой гаснут свечи. Я сижу с широко раскрытым ртом. Слишком много здесь людей. Говорить невозможно. Все продукты испортились. Больше суток мы не ели ничего, кроме засохшего хлеба. Все запасы воды протухли».
– Эти слова, эти документы, – задумчиво сказала Ирена, – напоминают мне свет погибших звезд. Мы его еще видим, а сами звезды давным-давно погасли.
* * *
Вечером последнего дня Восстания в гетто, в 20.15, варшавяне услышали грохот мощного взрыва. На следующий день, проходя мимо площади Толмацкой, Ирена увидела дымящиеся руины Большой варшавской синагоги, гигантского неоренессансного символа польского еврейства, выведенного за пределы гетто еще год назад. Развалины, словно разбитая чашка, накрыл большой купол…[98] Гетто перестало существовать. Столбы дыма все еще поднимались в небо, крася в черное низко висящие облака. Но теперь уже не было слышно ни взрывов бомб, ни стрельбы, ни сирен карет «Скорой помощи», ни прочих звуков жизни и смерти. Перестали появляться и дети, которых нужно было спасать. Казалось, кто-то просто перекрыл канализацию, повернув какой-то огромный кран, и в одночасье наглухо запечатал все проломы в стене. Ирена не могла найти себе места. Что же теперь делать? Миссия, ставшая смыслом ее жизни, внезапно оказалась завершенной.
Теперь, после уничтожения гетто, Ирена понимала, что на каждого спасенного ее организацией ребенка приходилось по 50–100 депортированных и погибших в лагерях, и смерть каждого из этих безымянных детей до конца жизни будет лежать на ее сердце тяжелым камнем.
Она чувствовала себя бегуном, рухнувшим на землю сразу за линией финиша.
Ирена вернулась в свою контору и долго сидела за столом, уставившись на бумаги и папки. Да, еще много нужно было сделать для тех, кто уже находился в убежищах, надо было заботиться о маме, но спасать было уже некого, и она поняла, что именно возможность спасать людей делала хоть насколько-то осмысленным окружающий ее мир хаоса и жестокости.
– Неужели тебе не было страшно? – спрашивали ее люди.
Она отвечала очень просто:
– Да, мне было страшно, но ярость моя была сильнее страха.
Но гораздо ближе к правде был другой, менее понятный ответ:
– Так мне велело сердце.
Через пять месяцев Ирену Сендлер арестуют и приговорят к смерти.
Глава 22
Павяк
Варшава, октябрь 1943 – январь 1944
Еще много дней после подавления восстания над трехметровой стеной гетто стелился черный дым. Главной задачей Ирены в следующие пять месяцев была финансовая и другая поддержка 2500 спасенных детей. В большинстве своем они находились в самой Варшаве и ее пригородах, но некоторых вывезли далеко, например в Турковице. Ирена навещала детей и разносила по домам фальшивые документы и тысячи злотых, зашивая их под подкладку пальто. В среднем прячущим евреям семьям выплачивали по 500 злотых в месяц; кто-то на этом неплохо зарабатывал, кто-то укрывал детей бескорыстно.
Вечером 20 октября, в день св. Ирены, Янина Грабовская принесла своей подруге подарок. Польские дети ждут своих именин с большим нетерпением, чем Рождества, Пасхи и даже дня рождения. Но пять лет оккупации и лишений превратили для Ирены день ангела в болезненное напоминание обо всем, чего лишилась она сама и ее родина.
Янина, стройная, темноволосая женщина, со стильной прической, раньше работала с Иреной, теперь ее квартира на улице Людвики служила одним из временных убежищ. В настоящий момент у нее скрывался маленький еврейский мальчик и два почти взрослых молодых человека. До войны Янина открыто осуждала нацизм и польских фашистов. Ирена помнила, как в день их знакомства Янина рассмешила всех присутствующих в конторе, приставив к верхней губе черную расческу и маршируя среди столов с выкриками фраз на ломаном немецком. Сегодня она принесла с собой банку с самогоном.
Из-за комендантского часа Янина осталась ночевать. Ирена вытащила раскладушку. Перед тем как лечь спать, Ирена положила на подоконник два написанных на папиросной бумаге списка.
– На всякий случай, – объяснила она Янине. – У меня прямо под окном мусорный бак.
Через два часа Ирена очнулась от глубокого сна, потому что кто-то громко забарабанил в дверь.
– Macht auf! (Открыть! – нем.)
Ирена вскочила, метнулась через комнату, ударившись ногой о раскладушку Янины, и схватила списки.
Она смяла бумажки так, чтобы они были похожи на простой мусор, резко распахнула окно и уже хотела выбросить их на улицу, когда увидела, что снизу, из двора, на нее смотрят два эсэсовца.
– Дай сюда, – прошипела у нее за спиной Янина и, выхватив из рук Ирены комок бумаги, засунула в лифчик. – Они пришли в твой дом, и ищут тебя, а не меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});