прекрасного мира?
— Шеф, — Антон несколько замялся. — Я был у Арсения Тимуровича в «ЗОНТе», но он сказал, что вы надо мной теперь больший глава, чем он. У меня новая лаборантка из провинции. Я, вроде, ещё работаю наверху, но получается, у меня теперь два шефа. Он велел вас тоже поставить в известность. Она из местных жителей, а работать будет в нашем «ЗОНТе». Вы как? Я её проверил.
— Мне всё равно. Если контроль пропустил, что спрашиваешь? От поисков миража отказался? И правильно. Жить надо реальностью, какая она ни есть.
— Шеф, не могу сказать, что это обычная девушка.
— В чем её необычность?
— В ней самой. Она не как все тут. — Разговор происходил в подземном городе в их Центральном отсеке, в холле для совещаний. Но «отсек» — слово было условное. Это было огромное помещение, как вестибюль их подземного тренировочного зала или бассейна.
Стол, за которым сидел Венд, и был похож на бассейн, залитый ярко-синей, но твердой кристаллической водой, поднятой на более чем метровую высоту над уровнем пола. В синей блестящей поверхности отражался такой же синий потолок, их земное небо по виду. Это был их храм, их сакральный центр, только для землян. Местные ничего не знали о подземном городе. На поверхности у Венда был тоже свой сакральный центр поменьше, для местных, похожий на сказочную пещеру. Но та пещера, хотя и меньших размеров тоже впечатляла. Она казалась и впрямь святилищем, так высокомерен был Рудольф с теми местными. И, казалось, сама атмосфера там была заряжена неким величием, как в храме, намоленая всеми теми, кто туда входил.
Антон хмыкнул, вспомнив, каким бесстрастным идолом Венд принимал там посетителей сверху или работал с ними. Здесь он был проще. Он был естественным. Но там в нём просыпались комплексы древних властителей, и он явно мнил себя полубогом. Все земляне замечали это, и только недоуменно взирали на излишнее великолепие той пещеры — храма, штаба-кабинета, чем ещё было то служебное помещение?
Рудольфу многое позволяли и прощали тоже. Невероятно деятельный, волевой, энергичный и проницательный, он для тех, кто внизу, был их всеобщим космическим отцом. Он один умел вращать эту подземную махину, тайное продолжение ЦЭССЭИ в недрах планеты и в горах. Всё контролировать и за всем следить. Он был без преувеличения мозг их сложного муравейника внизу, и отчасти вверху. За его прямоту и искренность ему прощали грубость, чрезмерную жёсткость стиля управления в сочетании с потребностью всех подавлять. Венд был для Антона сложным человеком, чьих тайн и глубин он и не пытался постичь. Зачем ему это было нужно? Понимая его к себе расположение, Антон испытывал ответную привязанность и старался говорить ему всё, что его заботило или было непонятно.
— Очень странной была наша первая встреча, — начал Антон, — она стояла на скале, над самой пропастью, а к той скале не было дорог. Как она там оказалась? Мы с Олегом хотели её спасти, взять к себе в аэролёт, но она исчезла, пока мы делали облёт. И вот я вижу её на вокзале. Тот «гомункул», как вы его обозвали, Хор-Арх,»Знахарь», я же вам о нём всё рассказывал в отчёте, он не явился. Вы тогда не спросили ничего о результате встречи, забыли, ну я и не стал напоминать. Думал, мало ли, розыгрыш чей-то. Хотя и странный, согласитесь. Я познакомился с девушкой, проводил её до дома, мы ехали на поезде. Никогда не ездил в таком прикольном виде транспорта, провинцию поглядел.
Венд напрягся. Лицо, бывшее до этого скучающим, стало заинтересованным, ожило. Глаза смотрели, не мигая.
— Она как выглядела? — Во взгляде вспыхнуло нечто, что Антон определил бы как растерянность на грани потрясения, и лицо его стало моложе, понятнее, ближе от прорыва живой эмоции, стало мало похожим на маску всепланетного властелина, что он разыгрывал только что больше по привычке.
— Мираж, — сказал Антон вполне глупо. — Нереальная, но реальная девушка из плоти и крови.
— Крови? — удивился Венд, — видел кровь, что ли? — Нелепая фраза не иначе была тоже от растерянности. — Опиши её.
— Светлые струящиеся волосы, фигура узкая, стремительная, высокая. Но глаза, понимаете, они не местные, не тёмные, а прозрачные и светлые. Умные и печальные.
— Как могла она быть в горах?
— Не знаю. Может там был мираж? Она же живёт в провинции. То есть жила, сейчас живёт… — Антон замолчал
— Где? — спросил Венд, — договаривай! С кем жила в провинции? И в какой провинции? Их четыре. А глаза у местных бывают и светлые, но редко. Я встречал. У Нэи, например, забыл какие? Продолжай, живёт, ну где?
— Живёт у меня. А где ещё? Работает в моей лаборатории. Провинция — Северная. Жила с дедом — пьяницей и со странной весьма женщиной, как бы и бабушкой, но молодой и слегка сдвинутой. Ну так, совсем слегка.
Венд подался вперёд. Глаза стали почти ошарашенными и ещё больше расширились. Было заметно, он плохо владел собой.
— Скажите, Рудольф, а на нашей базе жила раньше земная женщина с ребёнком?
Рудольф опустил глаза в синюю глубину стола, словно что-то там разглядывал. Потом поднял глаза и уже бесстрастно сказал:
— Нет. Никаких наших женщин с детьми не было на Троле уже давно. Ты же это знаешь. Что за вопрос?
Но Антон уловил, Рудольф поставил в себе психологическую защиту, экранировался против него. Вопрос задел его настолько сильно, что он предпочёл скрыть свои чувства.
— Была, не была, что в этом теперь? — как-то вяло продолжил он. Окончательная уже мысль-прозрение всплывала из отуманенного в последние дни и полупьяного от любви ума Антона, но было это столь невероятно, что он сопротивлялся её всплытию из глубины сознания на поверхность, стать ей, наконец, чётко определённой. Словно это могло отменить сам факт, уже в провинции переставший быть только догадкой.
— То-то я смотрю, у тебя плавающее какое-то состояние в последнее время, как будто у тебя сотрясение мозга. Я зайду к тебе в лабораторию. Иди. Она сейчас там?
— Да, кажется…
— Что значит «кажется»? Она что мираж? Или реальная?
— Она реальная, но я не знаю, где она в данный момент. Я пока не гружу её работой, ей же надо осмотреться, привыкнуть…
— Чтобы через час был на месте. И она! Там осмотрится, — сказал шеф официально и сурово.
Икринка валялась на диване в холле и грызла орешки, бросая шелуху за диван, аккуратисткой она не была. В холле валялись её новые платья, которые она примеряла, не подумав их потом убрать. На ней были лишь трусики в кружевном шитье.