Нэины изыски, в которые она обрядила его провинциальную дикарку, поражали его настолько, что даже сейчас он забыл о распоряжении строгого шефа, приникнув к её маленькой, русалочьей своей полупрозрачностью, груди. Она обняла его со страстной готовностью, но Антон опомнился.
— Быстрее одевайся! Шеф придёт в лабораторию знакомиться!
— Шеф? — спросила она, безразличная к самому факту появления некоего шефа, но раздосадованная тем, что этот «шеф» помеха их любви. — Он какой? Злой? Старый?
— Не старый. Но суровый. Может тебя и напугать. Но ты не пугайся. Я же с тобой буду.
— Я, чтобы боялась тут кого-то? — тон был высокомерен, и это удивило его. Завязав свой пушистый хвост на макушке ярким шарфиком, она ещё и приколола сбоку блестящую заколку. Всё это черпалось в закромах Нэи. Она наряжала её как свою любимую куклу. Или у этой женщины проснулся невостребованный материнский инстинкт. Но Икринке неожиданно игры в маму-дочку пришлись по душе. Хотя и разница-то у них десять лет всего лишь, если не меньше.
— Там в лаборатории тебе надо будет надеть на себя униформу. Так тут принято. Такой серебристый халатик. Он нужен для официоза. Понимаешь? Все обязаны проходить визуальный контроль у того, кто заведует режимом секретности. Без этого в «ЗОНТе» нельзя. В других местах можно, но это режимный объект. Тут не может быть случайных людей.
Они успели вовремя. Хотя Икринка умышленно возилась и тянула время, изводя Антона. В пустой лаборатории они стали целоваться. Венд возник, как привидение, бесшумно. Открыв панель-вход, он стоял и таращился ослеплённым филином.
— Что это значит? — спросил он с диким каким-то выражением в глазах. Мимика у него всегда была под контролем. — Ты откуда, Чудо Вселенское? — Антон отметил его грубое «ты». Она небрежно пожала плечами, не удостоив его ответом. Он прошёл в лабораторию и схватил её за плечо.
— Как посмела?! — и с бешенством воззрился на Антона. — Ты как посмел, блудный кот?
— Что? — опешил Антон от его оскорбления. Они перешли на русский язык. — Моя новая лаборантка. Это моё право. Меня та не устраивает.
— Без моего ведома? С ума, что ли, сошёл? Где нашёл её?!
— Да я всё проверил. Её жетон в системе контроля. Она…
— Где нашёл её?!
— Но ведь многие берут себе девушек для работы, даже из-за стен…
— Для чего? Для какой работы?
— Она лаборантка, к чему вы оскорбляете её и меня? Она поступит в Академию. Или у меня меньше прав, чем у остальных? Я же не штрафник.
— Прав на что?
— На лаборантку. Я всё проверил. Она безупречна в том смысле, что… служба безопасности не наложила «вето».
— Почему я не знал?!
Антон не выдержал. — Шеф, я не понимаю. В чём дело?
— Проверил он! Проверяльщик! Я вижу по твоим глазам, как ты проверял!
— А что? Запрещено? У нас монастырь?
— В Академию она поступит! Да она читать толком не умеет!
— Вы проверяли это?
— Чего мне проверять? Если ты всё проверил, проверяльщик! Ты уже тут главный!
— Но вы же сами послали на вокзал, а я…
— Ты как её нашёл? Где?
— Я же говорю, на вокзале, а там она.
— Какого чёрта лысого она была на вокзале? И при чём тот земляной гриб был, Хер Арх? — Разговор был бессмысленным. Ярость шефа озадачила. «Сам ты лысый чёрт»!
Икринка прошла мимо Рудольфа к открытому входу из лаборатории. Возникло чувство, что Венд хочет её ударить. Из его глаз сыпались зелёные искры гнева.
— Я сам её проверю, — сквозь зубы сказал он и вышел за нею следом. Антон смотрел, как они направились в сторону выхода из самого здания. Остановились, и он схватил её за плечо, но она стукнула по его руке и пихнула в грудь. Подобно внезапному вихрю Рудольф вымел из головы Антона все мысли. Он ничего не соображал в данный момент, впервые попав под его свирепый гнев. Рудольф не любил самодеятельности, но не в таких же мелочах? Вскоре Икринка вернулась, как ни в чём ни бывало.
— Почему он орёт на тебя? Как смеет? — спросила она. — Почему ты позволяешь? Ты его слуга?
— У нас нет слуг. Он мой, ну, как это… не главный, но начальник.
— Но не надо мной, — сказала она, — мы ведь не лезем в его жизнь, пусть и он не лезет. — Она прижалась к нему лицом. Рудольф опять отворил панель и молчаливо стоял, глядя на их объятия.
— Может, дотерпите до дома? — спросил он, — отложим объятия. Пойдём со мной!
— Нет, — ответила она, — я останусь с ним. Мне некуда уходить. Антон мой муж. Нэя шьёт уже мне небесное платье для ритуала. Мы пойдём в Храм Надмирного Света.
— Какого на хрен «Света»? Он землянин, зачем ему ваш дикий ритуал. Хотя, конечно, он там скоро будет постоянный клиент по покупке местных жен. Ему и скидочку жрец даст, как постоянному покупателю. Ты знаешь, что он вдовеет? А ты, неутешный вдовец, — обратился он к Антону на русском языке, — что в «кристалле любви» никого не подобрал, подходящего по своему размеру? Они же там жужжат как пчёлы, не знают, кому медок свой предложить. Чего тебя понесло в такую глухомань?
— Ну, если вы там всех перемеряли на себя, то куда уж после вас и лезть. Да я и не люблю обноски за другими на себя примерять.
— Любишь, любишь. Девку ту первую после старика из их влиятельного сословного уровня на себя натягивал, Голобокую свою. Все это знали, откуда она была, и ты знал. Но пребывал в плену земной этики, не понимал их зачумлённого мира, не брезговал ещё, чистенький был, мамин сынок. Хорошо, что теперь во всём разобрался. К чистейшему источнику припал.
Рудольф подошёл к нему вплотную. Антон старался смотреть прямо в его глаза. В них пугающе быстро расширялись зрачки, как у кота в полумраке. Было удивление, но ответной агрессии Антон не чувствовал. Её и не было, не смотря на дикую и пошлейшую ругань Рудольфа. Он никогда не видел раньше, чтобы от вспышки злобы у людей так менялись глаза. Но взгляда он не отвёл. Рудольф развернулся и ушёл.
— Он тебе кто? — спросил Антон, понимая нелепость своего вопроса.
— Он? Мой отец.
— А ты жила там? В той глуши?
— Ты же видел.
— И что? Сейчас ему что за дело до тебя? Если до этого дня до твоей жизни ему не было этого самого дела?
— Он уже давно зачислил меня в эту вашу Академию. Я сама не хотела тут жить. С ним. Я его не люблю. Он чужой. А